Больше всего в ее работах удивляет легкость. Вот что она писала в письме своему другу художнику Борису Отарову: «Работала и я немного. Но всегда несерьезно — „спустя рукава“ или скорее — с легким сердцем. М. б. оттого, что писала и написала статью о японском искусстве. А японцы — не „потеют“ над своими вещами (если художник настоящий). Возможно, что они к 70 годам „отпотели“ и перед уходом в лучший мир не желают утруждать себя, а играют кисточкой»[111]. Глядя на поздние работы Бубновой: портреты, цветы, пейзажи, — никогда не скажешь, что художнице уже за 70: столько в ее листах свежести, цвета, эмоций. Каждый день она будто начинала жизнь заново. Скоро у нее появились знакомые из местных художников, искусствоведов, просто интересующихся искусством интеллигентов. Варвара Дмитриевна снова много путешествует — и по окрестностям Сухуми, и по стране, вместе со своими выставками. После каждой выставки она щедро дарит работы музеям.

Летом 1966 года они с сестрой впервые с дореволюционных времен посетили Тверь и, главное, родовую усадьбу Вульфов Берново, где огнем и мечом прошлась война. Двухсотлетний парк был частично вырублен, дом подожжен, мельница и вовсе исчезла. В усадьбе теперь была школа, но там собирались вскоре создать музей Пушкина.

Берново — имение в Тверской области — с середины XVIII века принадлежало семье Вульф, у них воспитывалась в детстве их родственница Аня Полторацкая, будущая Керн, та самая, которой посвящено пушкинское «Я помню чудное мгновенье». Дедушка Варвары, отец ее матери Анны Николаевны Вульф, в детстве видел Александра Сергеевича, который не раз гостил в их доме. С самых ранних лет сестры постоянно слушали истории о поэте и его стихи, напитываясь ими. Так что поэт находился, можно сказать, на расстоянии одного рукопожатия, и пристальный интерес Варвары Дмитриевны к пушкинскому слову, который она передавала японским переводчикам, был еще и кровным. Погружаясь в его творчество, она словно переносилась в дом и парк своего детства.

Варвара Бубнова. «Сухумская набережная». 1960

Фонд Национальной картинной галереи Республики Абхазия

Сестры Бубновы с матерью проводили летние месяцы в усадьбе, которая постепенно приходила в запустение, потому что у семьи не было средств содержать большой дом. Муж Анны Дмитрий Бубнов был обычным банковским служащим, и семья была среднего достатка. Но, по словам Варвары, парк в Бернове, «сад дедов», был самым прекрасным из того, что ей встретилось за всю жизнь: гора Парнас, аллея с липами, лабиринт, вдохновленный Версалем, заросший пруд…

Даже увидев послевоенную разруху, Варвара привнесла созидание вместо уныния: она подарила музею мемориальные фамильные вещи, в том числе свой альбом с зарисовками усадьбы времен учебы в Академии, рассказала, как все было устроено в усадьбе, нарисовала план дома и парка. Годами она поддерживала связи с сотрудниками музея, которые консультировались с ней по поводу устройства экспозиции.

А в 2007 году в усадьбу семьи Вульф прибыл кортеж, в котором инкогнито приехала авангардная художница Йоко Оно. Вдова Джона Леннона хотела осмотреть дом и парк Берново не столько из-за любви к Пушкину, сколько из интереса к семейной истории. Дело в том, что Анна Бубнова-Оно, русская скрипачка и преподавательница музыки, была ее тетей. И, как говорит сама Йоко, благодаря Анне она с детства впитала любовь к русской культуре, музыке, литературе. Йоко Оно — дочь младшего брата Сюнъити Оно, чьей первой женой была Анна Бубнова, талантливая скрипачка и преподавательница музыки. Для становления европейской скрипичной музыки в Японии она сделала не меньше, чем Варвара в области литографии, а также русского языка и литературы. Анна воспитала сотни учеников и привнесла в страну идею обучения музыке с раннего возраста. До сих пор в Японии существует общество учеников Анны Бубновой. Тогда, после войны, Анна и Варвара снова жили в семье Оно. Анна-сан занималась с талантливой девочкой Йоко музыкой, а Варвара-сан — рисованием. Эти уроки так запомнились Йоко Оно, что спустя десятки лет, приехав в Россию, она специально отправилась в Берново и провела в усадьбе целый день, знакомясь с музеем, рассматривая семейные реликвии и гуляя по парку. «Мне кажется, — сказала Йоко, — что я вернулась в свой дом из долгого-долгого путешествия. Здесь, в этих стенах, меня не покидало странное чувство, что я наполовину русская»[112].

А Варвара Бубнова в 1970-х годах в Сухуми писала статьи о живописи, о самой сути того, что постигла в течение своей жизни. К сожалению, тогда почти ничего из ее статей не напечатали — слишком далеки были ее мысли от официального искусствоведения. Отказы от редакций Бубнова складывала в конвертик и шутила над этим, но, несомненно, это был горький юмор. Она мечтала передать накопленные за десятки лет работы знания молодым — а наталкивалась на идеологическую стену, обнаруживая, что ее мысли расходятся с партийно-бюрократической линией. Тем не менее статьи, раскачав маховик памяти, потянули за собой воспоминания — и постепенно Бубнова стала их записывать.

В СССР ее тоже ждали потери. Потерян архив Матвейса, пропала рукопись его книги, которую готовила Варвара, нет следа от ее работ, которые она посылала в Москву из Токио, у нее теперь не было своего отдельного помещения для мастерской… Старшая сестра, к которой она приехала, вскоре скончалась. В 1979 году умерла и вторая сестра, Анна, приехавшая чуть позже из Японии. Художница переезжает в Ленинград — в Сухуми теперь ее ничто не держит. В 1981 году Варваре исполнилось 95 лет, и в Ленинградском союзе художников проходит ее персональная выставка. В 1982 году приходит радостное известие: Бубнову наградили японским орденом Драгоценной короны 4-й степени за заслуги в распространении русского языка и культуры. Но в это время художница болела и не могла присутствовать в посольстве на церемонии вручения. В 1983 году ее не стало. Соединив собой невозможное — два столетия, две страны, два языка, две эпохи культуры, русский авангард и японскую графику, — Варвара Бубнова ушла.

После стольких лет жизни и работы в Японии она воспринималась японскими художниками как учитель, мастер, старшая сестра. Во всех работах о развитии современного японского искусства обязательно упоминается Бубнова-сан. Уже в XXI веке в Японии обнаружили икону «Всех скорбящих Радость», написанную Бубновой для православного храма, пострадавшего после землетрясения. Наверное, создавая ее, Варвара вспоминала свои поездки по древним русским городам в молодости, во времена учебы в Археологическом институте. Икона, написанная художницей-авангардисткой, — парадокс, как и вся история жизни Варвары Дмитриевны Бубновой…

Литература

Варвара Бубнова. Русская художница в