“Нет, это для клипмейкеров. А я поближе к актеру”. Пошел к актеру, а потом краешком глаза смотрит, потом еще раз, потом спрашивает: “Она пишет?” – “Да, вот VHS-ка, вот магнитофон”. Прошло много лет, теперь он приходит на площадку и сразу говорит: “А где мое кино? Где этот ящик?” Иной раз садится спиной к актерам. Он уже наркоман в этом плане». Оказавшись у Балабанова на съемках (а я была на них дважды: на «Морфии» в Тверской области и на «Я тоже хочу» в Петербурге), достаточно было бросить один взгляд на монитор, чтобы понять: это «его кино», чисто балабановский фильм – даже если в кадре ничего не происходило.
«Алеша, конечно, относился к этому долгое время скептически. Просто ему казалось, что есть какие-то риски, – вспоминает Сельянов. – Саша Симонов как раз один из людей чрезвычайно в этом плане опытных, он стал его тискать. Симонов, собственно, предлагал это со времен “Кочегара”. Я говорю: “Алеша, попробуй. Сделай пробу. Не понравится – будем на пленку снимать, то се”. В цифре никакой особой экономии нет, это некий миф – экономия есть на очень малобюджетных проектах. Просто ему предлагали какую-то возможность – может, будет интересно. Если нет, то нет. Он сделал пробу с Симоновым и сказал: “Да. Здорово”».
«Мне кажется, в “Я тоже хочу” цифра помогла рассказать историю лучше», – Александр Симонов уверен, что технология не должна диктовать, не должна довлеть над содержанием, и ни один из предыдущих фильмов Балабанова не мог быть снят на цифровую камеру: «Более того, “Кочегара” принципиально планировалось делать по технологии прямой печати, без Digital Intermediate. Я обрабатывал пленку по специальному процессу, мы недопроявляли ее, чтоб она была более мягкой и более пластичной. Но потом все равно пришлось делать DI, потому что надо было убирать кучу артефактов из двухтысячных – кондиционеры, еще какие-то вещи, трубки с кровью. В общем, набралась критическая масса мелочей, и стало понятно, что лучше сделать цифровой постпродакшен целиком. В “Я тоже хочу” много сцен в машине, а кинокамера, даже компактная, очень шумит, здорово тарахтит, что опять же будет отвлекать актеров. Я говорю: “Леша, если ты не против, есть [камера] Red Epic, она маленькая”. Он сказал: “О’кей”. Я ему просто объяснил, что нам это дает свободу, что мы не запариваемся с пленкой, мы не запариваемся со сменой кассет, мы можем снимать столько, сколько нам надо. У нас не сразу, но получилось. Насколько я понимаю, он остался доволен результатом».
В поисках колокольни
11 мая 2012 года, двор инфекционной детской больницы № 3 на Васильевском острове, последние дни съемок фильма «Я тоже хочу». Работы сдвинулись на неделю – Балабанов сам только что вышел из госпиталя. «Почему вас здесь столько и все советы дают мудацкие? – спрашивает режиссер у испуганной группы. – Саша, Симонов, у тебя было?»
«С этой больницей отдельная была история, – вспоминает Владимир Пляцковский. – Леша приехал, начал говорить с главврачом. Чудесная на самом деле тетка – она хозяйка там, это ее больница, к тому же она оберегает покой больных детей. Леша такой: “Мы тут это сделаем, там это сделаем”, а она ему: “Вы будете делать то, что я разрешу, и там, где я разрешу”. Леша начал у нее перед лицом пальцем махать, и я понял, что мы туда не попадем. Но ничего, разобрались как-то… Она с уважением к нам отнеслась».
Пляцковский рассказывает, что в экспедициях им почти всегда удавалось договориться с местными. И хотя реагировали люди на Балабанова по-разному, с резко негативной реакцией он не сталкивался никогда: «В Кронштадте выдала тетка: “Мне не больно” – это да, но “Груз 200” – такой ужас, такой ужас». А в Шексне управляющий гостиницей наоборот говорит: «У меня любимый фильм – “Груз 200”». Приехали в Колтуши за песком, директор карьера нам дорогу сделал бесплатно: “Вы же кино снимаете, наше, российское”».
В поселке Шексна, который находится в Вологодской области, в 50 километрах от Череповца, снимали Колокольню Счастья (вторая церковь, с остатками фресок, находится в Бежецке). Герои узнают о ней со слов Бандита, Бандит – от некоего отца Рафаила, а мы, зрители, видим телепрограмму, в которой молодой пророк (Петр Балабанов, слушавший с отцом в бане рассказы о пришельцах) рассказывает о далекой планете, где есть «вода и жизнь, а еще там есть счастье». Очевидно, Колокольня – это портал на Планету Счастья.
Запогостскую церковь Рождества Христова в устье реки Чуровки, при впадении в Шексну, построили в 1802 году, до этого здесь как минимум с XV века стояли другие, деревянные. В 1960-е годы при строительстве водного пути, соединяющего Волгу с Балтийским морем, окрестные реки поменяли русла, и церковь оказалась на островке, отрезанном от поселка. В июне 2013-го колокольня обвалилась – упала прямо на то место, где на льду стояла палатка операторской группы. «Мы просто увидели колокольню. Я вспомнил. Покосившуюся колокольню, которая стоит на острове. Так красиво, – говорил Балабанов в интервью Константину Шавловскому в августе 2012 года, перед венецианской премьерой фильма. – И, собственно говоря, все оттуда и родилось. Первый толчок – картинка, изображение. У меня всегда от изображения все идет. А там действительно очень красиво. У меня сейчас в компьютере даже заставка стоит вот с этой колокольней. Говорят, она в этом году упадет».
«Он видел эту колокольную на “Грузе 200”, – уверен Пляцковский. – Мы были тогда в Череповце, она там чуть ли не видна в каком-то кадре». «Это не так, – утверждает Васильева, – мы часто ездили путешествовать по России зимой. Едем-едем и заворачиваем куда-нибудь. Ночуем где придется. Однажды завернули, сами не знаем почему, и выехали к Колокольне, которая стояла потом долго у Леши на рабочем столе». Еще на «Морфии», проезжая по Тверской и Ярославским областям, Балабанов высматривал церкви и расспрашивал всех: не видали ли вы отдельно стоящей колокольни?
«Натуру мы выбирали по-разному, – говорит Пляцковский. – Он звонил и говорил: “Я видел трубу, я видел трамвай, а теперь попробуйте найти, где я это видел”. Говорил про мост. Приезжаем, а он: “Это не тот мост, мне не этот мост нравится. Я же вам говорил, тот – красивый!” Для начальной сцены “Я тоже хочу” нужна была булыжная мостовая, всю Ваську облазали, потом звонит: “Я нашел, за Надиной костюмерной”. Пойдем, говорю, покажешь. “Вот здесь”. И ни одного булыжника, а он говорит: “Здесь хорошие трубы, посмотри, как красиво!”».
«Леша запоминал какие-то очень неожиданные вещи, – говорит Симонов. – Так же было с этой колокольней. Честно говоря,