class="a">[6], ядерный гул. 
Ты не слышишь эту музыку? Эту муку звуков.
 II
  Потерялась среди живых – шаги мои в пустоту.
 Из ночных глубин, из зеркальных валунов вырастают слюдяные рыбы и уходят за горизонт[7] – безмолвие как истина[8], истина как стена.
 Расскажи мне о море, солёный ветер до меня долетает – высушенный, выбеленный…
 Идти вдоль берега, смотреть на волны сияющими[9] глазами, оплакивая себя.
 Выучить наизусть сто пятьдесят псалмов[10] прибрежного ветра.
  III
  Немерено измерение сна!
 Я давно уже здесь, чёрные птицы чёрными стрелами – свобода стремительна и пьяна…
 Он рисовал дождь, отяжелевшие цветы, ветер рисовал, однажды нарисовал её. Она сказала: «Жаль, не взлетят птицы! Дали стали голубым пламенем[11] – незачем улетать».
  IV
  И эти облака у меня за спиной, и эти горы кажутся тебе знакомыми, кажутся друзьями.
 В твоих снах я невесома и бестелесна, мои чёрные глаза видятся тебе прозрачными, птицы с моих рук никогда не взлетают…
 Однажды я устану быть звездой и стану рекой.
  V
  Ты всегда ко мне спиной, занавеси невесомые – по ветру, обещание нежности.
 Я не люблю, на птичьем языке душа не говорит, не улетает в миры иные, в нарисованные дали не шлёт послания, молчит. Иногда плачу, будто потеряла твой взгляд, просыпаюсь и вижу – в сердце он. Дай мне имя – золотое, с россыпью самоцветов, робко буду шептать его мимолётному ветру.
  VI
  Придёшь ли слушать песни на закате? Я буду петь только тебе.
 Повстречались во сне, где скалистые гряды подпирают собой молчаливые небеса и хтоническим взглядом реликтовые леса провожают бредущих. Все голоса, что звучали во тьме, что будут звучать, все скрипки – один вздох над бездной безвременья[12].
  VII
  Сны твои туманны и небрежны, не различить дна.
 Не думай о времени – всё уже было, всё уже будет, вероятности – шепчущими дюнами, ускользающим горизонтом в глазах утопающего. Плыви, утопленник, созерцай отблески сумеречного сознания! Недвижное твоё тело отыщут и достанут из него музыку.
  VIII
  Слышишь шелест – листья, шаги, секунды?
 Звёзды, ставшие шёпотом, словами, падают в чуждую землю и прорастают – становятся деревьями, становятся плодами… Где-то в неизвестной пространственно-временной координате[13] мы вглядываемся друг в друга – время опадает лепестками, время стремится к нулю, стремится к бесконечности. Только ты – музыка.
  IX
  Каждой птице дарован голос, каждой капле – сияние. Если перестаёшь быть…
 У каждого камня когда-то была душа.
 То, отчего оседает небо; то, отчего высыхают реки; то, отчего непреклонное время становится ветхим, не коснётся наших запястий.
 Ты – рядом, в небе твоём птицам моим легко парить.
    Город
  I
   Далеко от тебя, далеко от себя – где я?
 Молчание – тиной, умирают звуки. Здесь даже солнце, кристаллом льда, впечатано в подобие неба, солнце – не солнце – ледяная звезда в победитовых недрах…
 Решишься жить, а уже зима и птицы в далёких краях.
   II
   Вдохнёшь жизнь и не хочешь её отпускать.
 Стоишь на том берегу, зовёшь меня – иди! иди… мне никогда не перейти этой реки.
 Всё ещё ищу тебя – наощупь, будто стены могут стать твоей кожей, твоими губами. Издревле тени в стены вплетались прожилками обсидиановыми, в сумерках контуры оживают, торопятся жить. Мёртвые лица улыбаются мёртвому солнцу, капли нездешнего света дрожат на ресницах, тревожатся ветром.
   III
   Шёпоты позёмкой близятся.
 Там, где я прошла, разрушены города, небеса пусты. Упокоенный, тишь да зыбь, город под городом – тень Эреба[14], осыпается грунт под ногами, лачуги выщерблены сапогами. Среди теней встречаются слепые: сказитель мелькает за тенями путников – вот-вот послышится громкий смех; оборванные калики цепляются за твои одежды…
 Люди – элементарные частицы зла.
   IV
   Будто рыбы плыть перестали, реки течь, застывшее небо навсегда.
 Вырубленный в камне амфитеатр – на века… танцуй мим, мнимые стены опорой, воображаемый мир мил, бесспорно, воображаемый мир светел и безупречен, он никогда, слышишь, никогда не даст трещин.
   V
   Люди подобны лилиям, подобны камням…
 С какой ни иди стороны – стены. Ходишь вокруг, ходишь; стены вокруг, стены; ходишь вокруг стены, вокруг ходишь – время, спрессованное в этой стене, оживает в твоём дыхании. Эти тени из камня, эти стоны из камня – фантомами стены.
 Тайные связи камней и теней… камни что-то знают о времени!
   VI
   Сотканы светом и пустотой, мы – соты пустоты.
 «Иди за мной!» – взлетаешь по ступеням и звёзды под ногами, постепенно мельчают, обращаясь в пыль… зачем мне звёзды, если есть ты – не прикоснуться к ним.
 Горд древний город, надменная, будто жизни мне больше обещано, брожу – тенью меж горожан. Гибкая вакханка подаётся воину – ему обещана тайная встреча, усталый гончар любуется кувшином, виноградные лозы тяжелы. Кто-то высек в камне: «Ты не поймёшь!»
   VII
   Звонко падают капли в сонную тишину.
 Говори: «Люблю!» и бросай цветы в воду. Ты – река, протекающая сквозь меня, рассеянное сияние, берег. Научившийся рисовать ветер может рисовать птиц.
 Льётся между пальцев небо – тихое, золотое… не так ли тих Стикс[15]?
 К солнцу приближайся с закрытыми глазами.
   VIII
   Время пульсирует, каждый миг – начало и конец, неразличимы они.
 Мы вдвоём у водоёма, птицы, беспечные сами по себе, – не для нас, и мы не для них.
 Вот сейчас повернёшься, посмотришь на меня удивлённо: «Ты ли это?»
 Каждое мгновение множится памятью – было, есть, будет?
 Мы можем говорить, будто времени вовсе нет, мы можем молчать.
 Вечность – неисчисляемое существительное.
   IX
   Для ожидающих рассвета нет времён года.
 Небо у ног