– Фарангис, как мне быть? Ты думаешь, ребенок будет жить? Он будет здоровым? – еле шевеля губами, произнесла Рейхане.

– Конечно, будет! Даже не смей переживать об этом. Он ведь под защитой Всевышнего. Мы тоже рядом!

Я понимала, почему она так переживает. Ведь, согласно нашему местному поверью, новорожденного ребенка нельзя выносить на улицу, пока ему не исполнится 40 дней, мы же были вынуждены с самого начала находиться вне дома. Однако, увидев мое уверенное и невозмутимое лицо, Рейхане успокоилась и, закрыв глаза, спокойно уснула. Положив рядом с ней малыша и обняв своего сына Рахмана, я тоже заснула, прислонившись к огромному каменному валуну.

Вот так родился Мусаййиб, сын Гахрамана и Рейхане. Сорок дней после его рождения я продолжала ухаживать и за ним, и за его матерью, которая через некоторое время заметно оправилась. Привязывая Рахмана к спине, я спускалась с горы в селение, чтобы принести необходимую провизию и вещи, а затем возвращалась к нашему убежищу и пекла для них хлеб на раскаленных камнях.

* * *

– Алимардан, что нам делать? Поблизости нет даже врача. – спросила я мужа, который день мучаясь от сильнейшей зубной боли.

– Если тебе очень плохо, нам нужно поехать в Керманшах.

– Как же так мы поедем в Керманшах? Там ведь тоже идет бомбежка.

Ночью, когда боль стала совсем невыносимой, я достала из старого сундука шаль, которой перевязала голову, и, насыпав в платок немного нагретой на лампе соли, приложила сверток к зубу, чтобы как-то унять нестерпимую боль. Пытаясь чем-нибудь себя отвлечь, я вышла во двор, но боль лишь усилилась. В тот момент я была беременна вторым ребенком.

– Фарангис… – взволнованно посмотрел на меня муж.

– Алимардан, я умираю… Помоги мне… – еле произнесла я вне себя от боли.

– Что ты такое говоришь?! Прошу тебя, потерпи до завтрашнего утра, Фаранг. Мы обязательно пойдем к врачу.

Я приложила к зубу молотую гвоздику и курдские специи и приготовилась ждать дальше, надеясь, что боль скоро утихнет. Однако, вернувшись через некоторое время, муж меня не узнал. Скрючившись на полу и держась за живот, в котором тихонько шевелился малыш, я сидела в поту с ног до головы с остекленевшими и выпученными глазами.

– Я больше не могу терпеть, Алимардан. Ничего не помогает. Позови брата, и мы просто вырвем этот зуб.

– Дорогая, сейчас очень поздно… Он, наверное, спит. Осталось потерпеть совсем немного до утра, мы возьмем машину и поедем в больницу. К тому же Гахраман ведь не доктор, он простой кузнец.

– Я больше не могу терпеть. Где мы найдем врачей? Они все бежали из этих мест.

– Опасно вырывать зуб во время беременности. Ребенок может не перенести этого!

– Если это мой ребенок, то ему придется потерпеть! – сердито ответила я. – Эта боль меня убивает!

– Хорошо. Я скоро вернусь!

Через несколько минут он привел перепуганного Гахрамана.

– Фарангис, как ты?

– Гахраман, помоги мне… Этот зуб меня убивает! Выдерни его!

– Нельзя, Фаранг, – сглотнув, напряженно сказал он. – Ты скоро родишь ребенка, и в таком состоянии нельзя выдергивать зуб. Я не врач.

– Умоляю тебя, Гахраман. Ничего не случится, просто выдерни его. Не переживай. Я все стерплю.

– Боже, что мне делать? – беспомощно взглянул на брата Гахраман. – Хочешь, я побегу и найду машину на трассе? Мы сейчас же поедем в Керманшах.

– Гахраман, если ты этого не сделаешь, то я вырву его сама! Просто скажи, как мне это сделать.

Больше ничего не сказав, Гахраман молча отправился за плоскогубцами, а Алимардана послал за спиртом.

– Садись здесь, Фарангис. Ты не должна двигаться, понимаешь? У меня дрожат руки.

– Не волнуйся, я не буду мешать.

– Алимардан, держи лампу у ее лица так, чтобы я хорошо видел.

Зажав руками подол своего платья, я открыла рот как можно шире и, как и обещала, изо всех сил старалась не двигаться. Как только Гахраман придавил плоскогубцами зуб и попытался его вытащить, от боли у меня сильнее закружилась голова; казалось, что он сейчас вырвет всю челюсть. В глазах потемнело, и я чуть не упала в обморок, но тут Гахраман мне показал злополучный зуб с куском плоти. Изо рта у меня полилась теплая кровь.

– Всё! Всё закончилось! – с облегчением воскликнул зять. – Фарангис, с тобой всё в порядке?

– Да, – кивнула я.

– Вот, возьми эту вату. Я намочил ее курдским лекарством.

Гахраман положил вату на место удаленного зуба и присыпал сухими лепестками черного чая. Под голову, как только я прилегла, мне сразу же подложили подушку.

– Фарангис, с тобой точно все хорошо?

– Да, – тихо ответила я.

– Будь ты проклят, Саддам! Во что ты превратил нашу жизнь!

Алимардан и Гахраман сидели рядом со мной, боясь отойти хоть на шаг. Место зуба очень сильно болело, но я была спокойнее, понимая, что источник боли удален и скоро мне станет полегче. Через час я захотела встать на ноги.

– Фарангис! – не веря своим глазам, ликовал Гахраман. – Клянусь Богом! Ты жива!

– А ты что думал? – улыбнулась я. – Видишь, я не умерла. И ребенок тоже жив. Уже солнце встало, вам обоим надо поспать.

Немного успокоившись и удостоверившись в благополучном исходе, Гахраман вернулся домой, Алимардан заснул рядом с Рахманом, а я лежала около них, поглаживая живот и моля Бога уберечь нашего ребенка и защитить всех нас.

* * *

После покупки маленького телевизора нам удалось как-то разнообразить наши вечерние будни. Часто мы проводили время за просмотром различных телепередач про войну. Однажды ночью, когда мы смотрели программу об Ирано-иракской войне, где показывали наших солдат, я, не сдержавшись, воздела руки к небесам:

– Господи, молю Тебя уберечь нашу армию! Вверяю Тебе жизни Рахима и Ибрахима!

– Хорошо, что у них есть возможность часто навещать родных, – задумался Алимардан, сидевший рядом со мной. – Многие солдаты, которые участвуют в военных действиях, сейчас находятся далеко от дома и могут увидеть своих близких лишь раз в несколько месяцев… Хочешь, пойдем к моим родителям и останемся на ночь у них?

– Было бы очень хорошо! – обрадовалась я. – Дай мне только минутку прибраться здесь немного.

Заворачивая в одеяло Рахмана, Алимардан озабоченно сказал:

– Я сам понесу