Случалось, что Мэри заставала Уоллис увлеченно болтающей или гуляющей на площадке с другой девушкой и чувствовала быстрый укол ревности, хотя в глубине души понимала, что для этого не было никакого повода. Уоллис непременно махала ей рукой, приглашая присоединиться к компании, и ясно показывала, что Мэри была ее лучшей подругой, избранной ею.

— Каково это — иметь сестер? — спросила однажды Уоллис.

Мэри задумалась.

— Они могут раздражать, — наконец проговорила она. — Брать без спросу одежду или книги, а моя старшая сестра Баки еще пытается поучать. Но все же в этом есть и выгоды.

— А меня ты воспринимаешь как сестру? — допытывалась Уоллис. — Мы с тобой так же близки, как вы с Баки и Анной?

Мэри уверенно покачала головой:

— Мы с тобой гораздо ближе. Им я не рассказала бы и половины того, чем делюсь с тобой.

— Значит, мы можем быть назваными сестрами, — сказала Уоллис и взяла Мэри за руку. — Сестрами, которые выбрали друг друга, а не вынуждены быть ими просто потому, что родились в одной семье. Мне очень нравится эта мысль. У меня мало родственников. Только мама, мистер Рэсин, тетя Бесси, дядя Сол и несколько двоюродных сестер — вот и всё.

— Конечно я буду твоей названой сестрой, — просияла Мэри. — С огромным удовольствием!

* * *

Уоллис была достаточно дисциплинированной девушкой. Она прекрасно училась, нравилась преподавателям, и ее никогда не ругали, как других учениц. Мэри считала, что подругу отличает от остальных богатое воображение. Уоллис не только постоянно придумывала что-нибудь интересное, но всегда претворяла свои замыслы в жизнь. Именно ей удалось как-то раздобыть рыбий жир и неотступно следить за тем, чтобы каждое утро они с Мэри, зажимая носы, проглатывали по полной ложке, потому что Уоллис вычитала в какой-то журнальной статье, будто рыбий жир помогает сбросить лишний вес. Причем это не было необходимо самой Уоллис. Она была худая, как черенок от лопаты, а вот у Мэри имелась некоторая склонность к полноте. Это Уоллис пришло в голову использовать отбеливатель, чтобы избавить Мэри от веснушек. В результате кожа на носу подруги стала красной и болезненной. И тогда Уоллис сочинила нелепую историю о теннисной ракетке и внезапно открывшейся двери, чтобы объяснить мисс Ноланд появление изъяна на лице Мэри. И конечно же, Уоллис попросила Элеанор Джессоп составить список мест в Англии, где можно увидеть принца Эдуарда, чтобы у Мэри появилась возможность однажды повстречать своего кумира.

— Он учится в Оксфордском университете, — поведала подругам Элеанор, — и играет в поло за университетский клуб. Если верить газетам, то он просто обожает поло.

— Точно! — подмигнула Уоллис подруге. — Мэри, тебе надо научиться мастерски играть в поло, появиться на матче — у них ведь это матчем называется? — и поразить его своей красотой. Тут я сочувствую бедному Проссеру. Его сердце впервые в жизни будет разбито.

— О боже мой, все совсем не так, — воспротивилась Мэри, залившись краской. — Мы с тобой еще слишком молоды, чтобы всерьез думать о таком.

— Моя мама всегда считала, что и щенячью любовь надо воспринимать всерьез. Она говорила: «Если ты наступишь на хвост щенку, ему будет так же больно, как и взрослому псу».

Мэри не поняла, шутила подруга или нет, но ей стало стыдно от мысли, что она завлекала Проссера. И она написала ему письмо, где попыталась тактично объяснить, что очень ценит дружбу с ним, но не более того. К несчастью, мисс Мак-Каллок застала Мэри в тот момент, когда она улизнула из школы, чтобы отправить послание. Переписка с мальчиками была строго запрещена, и директриса решила поднять вопрос на общем сборе на следующее утро.

— Вы все — молодые благовоспитанные женщины. Наступит время, когда вы выйдете замуж, и у вашего супруга не должно будет возникнуть ни малейшего сомнения в том, что он для вас единственный… — Мисс Мак-Каллок обвела взглядом комнату, и ее соколиный взор остановился на каждой девушке. — Я подозреваю, что вы не осознаете всю серьезность переписки с молодым человеком, который не приходится вам родственником. Это занятие может повлечь за собой самые тяжелые последствия, и к нему ни в коем случае не следует относиться легкомысленно. — Она сделала паузу для большей убедительности. — До моего сведения дошло, что одна из воспитанниц школы «Олдфилде» отправляла письма мальчику, с которым познакомилась в летнем лагере. Сейчас я обращаюсь ко всем на тот случай, если вы также вовлечены в подобные скверные переписки, и прошу сознаться в этом сейчас, чтобы мы могли вовремя исправить положение.

Уоллис первой подняла руку и своей смелостью подала пример остальным девушкам. Руки поднимались и поднимались до тех пор, пока не остались только две ученицы, не совершившие проступка. Лицо мисс Мак-Каллок покраснело, и на секунду показалось, что она вот-вот зальется слезами, но ей удалось совладать с собой.

— Я хочу побеседовать с каждой девушкой, поднявшей руку, — проговорила она. — Наедине.

У себя в кабинете.

Девушки по очереди заходили в кабинет директрисы и через несколько минут возвращались оттуда с опущенными глазами. Побывав в кабинете, Уоллис направилась прямо к Мэри и описала состоявшийся разговор.

— Она спрашивала, кому я писала, — ухмыльнулась Уоллис. — И надо было видеть ее лицо, когда я ответила, что это был не кто иной, как брат сестер Ноланд. Она пробормотала: «Он должен был понимать», — так что, как я полагаю, нашей переписке будет положен конец, — пожала плечами Уоллис. — Ну и ладно. Все равно для меня он слишком старый.

Скандальное разоблачение, которое не коснулось всего лишь двух учениц, дало повод для интересных разговоров на несколько недель. Девочки по секрету обсуждали письма и показывали друг другу фотографии. Эта тема объединила даже тех девушек, которые никогда особенно не дружили между собой. Словом, событие заметно оживило жизнь в «Олдфилдсе» зимой 1912/1913 годов.

Когда 4 апреля 1913 года мисс Розали Ноланд вошла в класс во время урока английской истории и попросила Уоллис пройти с ней в кабинет мисс Мак-Каллок, первое, о чем подумала Мэри, было: «Что же натворила Уоллис на этот раз? Какое правило нарушила?» Она понятия не имела, что именно могло произойти, но поскольку в школе было великое множество правил, сложно было прожить хотя бы день без