соседний магазин и за три копейки их там продали, собственно, украв их у самих себя. Мы все-таки вызвали милицию, что удивительно, оперативники очень быстро вычислили виновников буквально в соседнем квартале – в каком-то притоне, где они забухали на вырученные. Оперативники спросили: «Ну что будете делать?» Заявление мы, конечно, написали. Зачинщика, жившего у нас, посадили на полгода в «Кресты», но на суде мы сказали, что претензий к нему не имеем, – проучили. Бездомный продал унитазы прямо в магазин автозапчастей в нашем же доме, и оперативники еще тогда, когда мы их вызвали, тут же вернули нам унитазы, изъяв их. А бездомный в «Крестах» отъелся и бухать бросил, по крайней мере, гарантированная крыша над головой на полгода у него была, да и приличный мужской коллектив без пьяных драк и дебошей. К сожалению, это грустная ирония жизни бездомных…

15. Разделяй и не властвуй: неудачный опыт диверсификации

Добрые люди не понимают,

Правды не любят,

Жизни не знают.

Л. Фёдоров. Спи, солдат

Еще в 1995 году в России был принят Закон «О благотворительности», в котором впервые было разделение на некоммерческие и негосударственные организации и их виды деятельности. Тогда в законодательстве впервые появились определения фонда, общественной организации, некоммерческого партнерства, автономной некоммерческой организации, региональной общественной организации. То есть государство регламентировало эти институции по бюрократическому признаку.

В частности, по новому закону, фондом, например, признавалась организация, которая вообще не имеет никакого членства; а общественная организация – это организация, которая состоит из членов организации, которые на общем собрании принимают решения: где те, кто ее создал, не имеют никакого влияния, а влияние имеет общее собрание. Или некоммерческое партнерство – примерно то же самое, что ООО, только прибыль не может распределяться между теми, кто это учредил. И тогда в 1997 году стало ясно – для того, чтобы соответствовать законодательству, нам необходимо трансформировать деятельность «Ночлежки» так, чтобы все равно остаться целым организмом.

В то же время появилась проблема и с продавцами… Городские власти решили, что все они должны обладать каким-то патентом на продажу – такой патент давал им право стоять около метро, на вокзале, продавать газету в электричках и так далее. Это была общая городская тенденция – продавцы газет, журналов, которые существовали в городе хаотично, потому что тогда еще действовал Закон «О свободе прессы», и каждый мог продавать все что угодно, попали под раздачу. Наши продавцы тоже вписывались в эту же картину, но получение патентов бездомным продавцом было невозможно все из-за того же института прописки и регистрации, даже если бы они и хотели приобрести такой патент… Начались первые проблемы с милицией.

Мы тогда нашли, как мне показалось, удобную формулу: существующий классификатор профессий, который утвержден государством, – соответственно, позиция «продавец газет» там есть. Раз есть рабочая специальность, то любой рабочий может объединиться в профессиональный союз – отголосок борьбы за профсоюзное движение, еще известный с борьбы рабочего класса за свои права с XIX века. Тогда мы подумали, что было бы неплохо создать профсоюз продавцов, который бы защищал их трудовые права (не трудовые права в отношениях с нами как с редакцией, а трудовые права в отношениях с государством). Поэтому одной из организаций, в которые реорганизовалась старая «Ночлежка», был профсоюз продавцов газеты «На дне».

Лариса Петрова, руководитель службы распространения газеты «На дне»:

«Нашу газету продавали самые разные люди. Не было единого типажа бездомного, к которому можно было бы применить гнусное чиновничье слово БОМЖ. На улице в лихие годы оказались и беженцы из бывших республик Союза, где русских резали бывшие соседи по кишлаку, и обманутые старики, которых выкидывали на улицу добрые родственники, и бывшие зеки (некоторые из них сидели за мелкие кражи), и лимитчики, которых в процессе приватизации предприятий просто выкидывали из ведомственного жилья. Встречались и настоящие “бездумные”, пробухавшие свою комнатушку в коммуналке, но их были единицы. Мы не отказывали никому, понимая, что этим людям, выражаясь языком Достоевского, “некуда больше идти”.

Поскольку мы имели дело с людьми, выросшими в СССР, пригодилась въевшаяся в гены советская схема организации труда и мотивации. Наших продавцов мы пиарили как элиту бездомного мира. На еженедельных собраниях подводили итоги, чествовали передовиков и пропесочивали отстающих, пьющих и побирающихся. Из лучшей квартиры в ночлежке на Синопской набережной сотрудники фонда сделали общежитие для продавцов газеты “На дне”. Вот так пирамиду Маслоу мы адаптировали под конкретную ситуацию, и схема работала!

Всем, приходившим в “Ночлежку”, мы с моей напарницей Элей Хальметовой рассказывали о том, что газетами можно заработать на хлеб и не только. Если человек соглашался, помогали ему подобрать приличную одежду из гуманитарки, давали пробные 10 экземпляров и выбирали точку для работы.

Было одно огромное “но” – родная милиция. Метро – зона повышенной опасности, а тут наши с нелегальной торговлей. Плюс у ментов к бродягам особая “любовь”…

Все попытки убедить городских чиновников в том, что нужно поддержать программу социальной адаптации бездомных, заканчивались тем, что нас принимали за блаженных и тупо посылали на фиг. Конечно, среди бюрократов и депутатов Законодательного собрания находились достойные люди, которые нам помогали, чем могли. Но и они были бессильны перед “хозяевами” метро. Пришлось искать креативный ход. Разрешить обездоленному человеку заработать на хлеб милиционеры вроде хотели, но не могли в силу специфики ведомства. А городские власти точно могли, но не хотели. В итоге после долгих переговоров удалось уговорить тогдашнего начальника ГУВД Анатолия Пониделко издать приказ “О невоспрепятствовании торговле газетой “На дне”. Это была крупная победа! Благодаря этой бумажке все менты, которые гоняли, били и унижали человека с нашей газетой, автоматически нарушали приказ начальства. И на них мы с удовольствием строчили жалобы всем подряд, начиная с Ельцина и заканчивая прокурорами местного значения. Сейчас в это трудно поверить, но подполковник милиции, который избил одного нашего продавца, был понижен в звании и просил прощения у пострадавшего. А я приходила на Литейный, и взрослые дяди в погонах учтиво спрашивали, не обижают ли “наши ваших”. Я думаю, они немного прикалывались над моим революционным задором, но ведь систему мы хакнули!

Между прочим, некоторые наши подопечные зарабатывали на газетах больше, чем штатные сотрудники “Ночлежки”. Конечно, их было не так много, как хотелось бы.

Тем не менее тому, как разлеталась наша газета, удивлялись даже в “Коммерсанте”, который нас любил и поддерживал. Мой друг