огромные пространства, очищенные в Уссурийской тайге. В контрабандной торговле опиумом участвовали пограничные чиновники, железнодорожный обслуживающий персонал, полиция. Операциями по перевозке опиума ведали особые компании, возглавляемые дельцами, среди которых были корейцы, европейцы, старожилы-железнодорожники, китайцы и русские. Доставлялся он со станции Пограничная в Харбин в паровозах, в пассажирских вагонах и вагонах-ресторанах, в которых его прятали за разборными стенками. Опиум доставлялся пачками по несколько фунтов, обёрнутых в свинцовую бумагу и резиновую ткань, чтобы скрыть специфический запах.
Другим видом контрабанды были золото, драгоценности, меха, предметы искусства, конфискованные советским правительством и направляемые через Маньчжурию на иностранные рынки. Их провозом ведали люди, часто служившие паровозной и вагонной прислугой, арендаторами вагонов-ресторанов, буфетчиками. Почти все они, зачастую против своего желания, были связаны с различными советскими организациями, включая Далькрайком, Северо-Маньчжурский коммунистический комитет, ГПУ и т. д.
В конце 1924 г. выпускник Восточного отдела Военной академии РККА В. Т. Сухоруков[119] был направлен на разведывательную работу в Китай. Вопрос о должности прикрытия предполагалось решить на месте. В этой связи Берзин телеграфировал в генконсульство СССР в Харбине Грандту (А. Я. Зейботу) с просьбой временно пристроить Сухорукова «по своей или НКИД линии». Под «своей линией» имелось в виду одно из структурных подразделений КВЖД, членом правления которой он являлся. Хотя, надо сказать, для Зейбота обе «линии» были «своими». В конечном итоге Сухоруков был назначен на должность сотрудника для поручений генконсульства.
Здесь же, в Харбине, находился сотрудник Разведупра Рыбаков («Рябинин», «Михаил», «Степан Сихалин»), который зарекомендовал себя как вдумчивый, инициативный агентурный работник.
По состоянию на 15 октября 1925 г. агентурная сеть харбинской резидентуры насчитывала 17 агентов, в том числе восемь китайцев.
Среди наиболее результативных источников резидентуры проходил агент по кличке «Косырев». Сотрудничал с ноября 1924 г. Русский. Беспартийный. Профессия – драгоман (переводчик при дипломатических представительствах и консульствах стран Востока). Служил в Главном управлении окружных войск Харбина. Проявил себя как добросовестный, честный работник. «Косыревым» был завербован китаец, поручик Главного штаба Охранных войск, имевший доступ к дислокации войск, в том числе и армии Чжан Сюэляна. У китайца-поручика были широкие связи среди военных в Мукдене, Гирине и Цицикаре. По-русски он совершенно не говорил. Задания ему давались при личном свидании «Косыревым». Самим «Косыревым» и китайцем-поручиком было добыто большое количество документов, получивших высокую оценку.
Другим не менее результативным был агент по кличке «Степаничук». Сотрудничал с разведкой с 1921 г. Беспартийный. Русский. Бывший ротмистр, бывший адъютант Разведывательного отделения Заамурского военного округа. Хорошо знал Китай и Японию. Был чрезвычайно полезен, так как имел хорошее военное образование и опыт старого разведчика. Давал сведения по контрразведке, переводил секретные документы. Имел связи среди белогвардейцев, японцев местной колонии и других городов Маньчжурии и Кореи. Был известен в местных кругах как журналист, переводчик, военный. Через него было добыто много документальных материалов, получивших высокую оценку руководства разведорганов.
Среди русских агентов в харбинской резидентуре был и бывший белый генерал по кличке «Иванов», служивший инструктором по артиллерии в штабе мукденских войск. Имел связи среди белоэмигрантов и китайцев. Проявил себя хитрым, но трусливым агентом. Особого усердия не проявлял и нуждался в постоянном нажиме. Был полезен как знаток артиллерии, стоявшей на вооружении армии Чжан Сюэляна.
Из китайских агентов в лучшую сторону отличался бывший подполковник, член партии Гоминьдана. В его характеристике говорилось: «Служил в Главном полицейском управлении. Имел связи исключительно среди военных. Был хорошо образован и развит. Мог объясниться по-русски. Честный и искренний гоминьдановец, преданный идеям Сунь Ятсена». Решительность сочеталась в нём с большой осторожностью.
17 апреля 1925 г. состоялось первое заседание Китайская комиссии Политбюро ЦК РКП(б) Из Протокола № 1 Заседания Китайской комиссии (присутствуют Уншлихт, Чичерин, Войтинский, Петров, Лонгва, Мельников, Бортновский и «Берзин»):
«Слушали: 1. Информация о положении в Китае (докл[адчик] Лонгва).
Постановили: 1. Принять информацию к сведению. Констатировать, что обстановка в Китае обостряется и развёртывающиеся события требуют усиления нашей помощи. События не форсировать, тщательно взвешивая в каждом отдельном случае целесообразность оказания помощи.
…
Слушали: 5. Отношение к Фэн Юйсяну и другим генералам.
Постановили: 5. 1) Признать возможным оказание помощи Фэн Юйсяну на следующих условиях:
а) Отпускаемая помощь должна компенсироваться или полностью деньгами, или частично деньгами, частично сырьём. Порядок и условия платежей устанавливаются в зависимости от основного политического соглашения. Расходы по транспорту во всяком случае должны быть покрыты немедленно.
б) Между Фэн Юйсяном, Внешней Монголией и нами заключается устное тройственное соглашение о дружбе и взаимных услугах, Фэн Юйсян выдаёт одностороннее письменное обязательство о принятии нашей программы относительно Монголии и об отдаче (об отказе в предоставлении. – Авт.) каких бы то ни было концессий иностранцам в р-не его влияния.
…
3) Категорически высказаться против замены помощи оружием финансовой помощью.
4) Аналогичные условия (п. 1) поставить другим генералам.
5) Дальнейшую посылку оружия предпринять только после получения тов. Караханом ответа относительно концессий.
Слушали: 6. О посылке некоторого количества оружия в распоряжение тов. Карахана для безвозмездной помощи генералам.
Постановили: 6. Тов. Уншлихт сообщает, что это оружие уже послано в количестве 2000 японских и 2000 германских винтовок и соответствующее количество патронов.
…
Слушали: 8. Об организации руководящего центра в Пекине.
Постановили: 8. Для руководства всей военной работой в Китае сделать в Пекине центр в составе Председателя – полномочного представителя СССР тов. Карахана, членов – военного руководителя тов. Геккера и руководителя военно-политической работой тов. Воронина (выделено мной. – Авт.)».
В качестве военного руководителя выступал военный атташе, который должен был осуществлять руководство работой военных советников через соответствующих начальников групп. Возлагаемая на центр задача по руководству всей военной работой в Китае была чрезвычайно сложна из-за крайне запутанной внутриполитической обстановки в стране, в которой продолжалась гражданская война, а наряду с центральным правительством в Пекине существовало национальное правительство в Кантоне, в Маньчжурии единовластным правителем являлся Чжан Цзолинь.
К этому следует добавить трудности в организации связи и наличие таких авторитарных фигур на Юге страны, как главные политический и военный советники при «национальном» (кантонском) правительстве М. М. Бородин и В. К. Блюхер соответственно, которые по определению не собирались подчиняться никакому центру.
Спустя месяц после принятия решения Китайской комиссией, 20 мая 1925 г., Фрунзе в письме к Карахану дал пояснения насчёт штатной структуры создаваемого Центра: «Никакого штаба в Пекине создавать не будем: допустимо лишь некоторое увеличение его разведывательной части и числа переводчиков в группах». Председатель РВС СССР поставил задачу поднять «…на должную высоту информацию о событиях, действующих силах и создающемся положении, а также оценки этих сил и группировок». «Мы до сих пор, например, не знаем, что на самом деле происходит на Юге. Необходимо знать не только голые отрывочные
