Тибуриум Миланского собора ставит перед ним вопросы более тонкие как с инженерной, так и с эстетической точки зрения. Первоначальный проект, разработанный «знатоком геометрического искусства» Габриэле Сторналоко из Пьяченцы еще в конце XIV века, оказался очень красивым, но совершенно нереализуемым.

В XV веке свои силы попробовали Филарете и Джованни Солари, затем его сын Гвинифорте, после смерти которого в 1481 году представители Фабрики, не желая дальнейшего соперничества между ломбардскими мастерами, претендовавшими на столь престижный заказ, сочли целесообразным вызвать иностранных специалистов, которые работали тогда над величайшим собором Европы – Страсбургским: мастера Джованни Нексемпергера из Граца (настоящее имя – Ханс Низенбергер) с сыном Джованни, помощниками Алессандро да Марбахом и монахом-доминиканцем Джованни Майером, а также целой свитой плотников и каменотесов. Немцы сразу принялись высказывать сомнения по поводу уже подведенных опор, настаивая, что все это может в любую секунду рухнуть, частично разобрали построенные Гвинифорте своды с несущими арками и перекрытиями и в итоге уехали, так ничего и не сделав. Уехали, впрочем, не все: Марбах и Майер остались помогать Джан Джакомо Квадри из Беллинцоны, более известному как Дольчебуоно.

Таким образом, возведение тибуриума застопорилось. Понимая, что работы нужно во что бы то ни стало возобновить, представители Фабрики обращаются за помощью к лучшим инженерам, на сей раз итальянцам. Прибывший из Флоренции в 1487 году Лука Фанчелли браться за проблему опасается. «Купол собора здесь, похоже, совсем обветшал, разрушился и требует переделки», – с тревогой пишет он Лоренцо Великолепному. Свои модели и проекты представляют и другие инженеры: Джованни Баттаджо, Пьетро да Горгонзола, Марко Легутерио, Джованни да Мольтено и Симоне де Сиртори, а также упомянутый выше Майер. В итоге львиная доля голосов достается архитекторам-ломбардцам Джованни Антонио Амадео и Дольчебуоно. При поддержке местных рабочих, убежденных, что иностранцы лишат их работы, эти двое настаивают на возврате к первоначальному проекту. За консультациями обращаются к Донато Браманте, архитектору из Марке, уже десяток лет живущему в Милане, – тот поначалу склоняется к мысли выстроить высокий тибуриум квадратного сечения, затем останавливается на восьмигранной конструкции, поддерживаемой аркбутанами[227]. В Милан приглашают великого сиенского инженера Франческо ди Джорджио Мартини, который также представляет собственную модель.

27 июня 1490 года четыре лучших модели официально демонстрируют Моро, викарию архиепископа и представителям Фабрики: одна выполнена Мартини, другая – Амадео и Дольчебуоно, третья – Симоне де Сиртори и последняя – Джованни Баттаджо. Побеждают, как и ожидалось, Амадео и Дольчебуоно: 1 июля на них возложено создание финального проекта.

Работа Леонардо в документах более не упоминается. Она словно испарилась. Однако строительство он не бросает, а совсем напротив, как свидетельствуют рисунки того периода, часто забирается на леса и с присущим ему любопытством разглядывает другие элементы верхней части собора, разрабатывая в тетради многочисленные арочные конструкции. Там же он исследует необычный механизм, позволяющий во время торжественной литургии опускать к алтарю драгоценную реликвию, гвоздь Креста Господня: «шкив гвоздя крестова под куполом»[228].

Леонардо сближается и с Амадео, и с Дольчебуоно, последний даже дарит или одалживает ему «книгу» – вероятно, записную книжку со своими рисунками и измерениями, которые Леонардо упоминает вместе с «Земледелием» Петра Кресценция и зарисовками обнаженных тел, сделанными его коллегой де Предисом: «Книга Пьеро Кресценцо / обнаженные тела Джованни Амброзио / циркуль / книга Джан Якомо»[229].

Не упускает он возможности встретиться и с другими мастерами, в том числе художниками, работающими на Фабрику: например, со «стекольным мастером Амброджо» – монахом-доминиканцем Амброзино де Тормоли из Сончино, создателем витражей собора и церкви Санта-Мария-делле-Грацие[230]. Или с другим доминиканцем, «немцем из Собора»[231], бывшим помощником Нексемпергера и нынешним – Дольчебуоно, фра Джованни Майером: родом он из небольшой деревушки Хаусдорф неподалеку от Граца, а сан принял в Вене. У них с Леонардо настолько близкие отношения, что флорентиец позволяет монаху пачкать своими уродливыми готическими каракулями одну из собственных рабочих тетрадей, которыми так дорожит. И что же пишет брат Джованни? Всего лишь черновик письма некоему неназванному, но могущественному кардиналу, возможно, Асканио Сфорца, брату Моро, с просьбой о восстановлении в звании magister, присвоенном Майеру не кем иным, как самим генеральным магистром доминиканского ордена, прославленным гуманистом Леонардо Мансуэти из Перуджи[232]. То есть доброго монаха уволили с Фабрики, и Леонардо помогает ему найти другую работу.

Тем не менее очевидно, что деревянная модель была завершена и передана комиссии, поскольку 10 мая 1490 года Леонардо просит отдать ее, чтобы починить оторвавшиеся и поврежденные контрфорсы («spalas et areptas seu devastatas»), обязуясь вернуть по запросу представителей Фабрики[233].

А семь дней спустя, 17 мая, казначей Фабрики Джованни Антонио да Ландриано выплачивает ему остаток оговоренной суммы, «12 лир»[234]. Сухой язык документа говорит лишь о том, что Леонардо снова остается в стороне от процесса, не в силах повлиять на заранее принятые решения. А ведь в Милан вот-вот приедет Франческо ди Джорджо…

Итак, модель утрачена, но остались рисунки, свидетельствующие об интуитивном понимании Леонардо взаимодействия сил в различных частях конструкции[235]. Но самая интересная его идея, частично заимствованная у Витрувия, – проведение аналогии между зданием и человеческим телом. Ведь архитектура похожа на медицину в традиции Гиппократа и Галена, которая лечит болезни, восстанавливая баланс гуморов[236]: «Медицина есть устранение неравного соотношения элементов»[237].

Эти мысли, выводящие вопрос на уровень, значительно отличающийся от уровня других инженеров, Леонардо пытается раскрыть в изложении своей модели. В короткой записке он обращается непосредственно к представителям Фабрики, заявляя: «Вы желали бы видеть модель, которая окажется полезной вам, я же – полезной тем, кто является причиной нашей полезности»[238]. А в расширенном черновике доклада настаивает на аналогии между медициной и архитектурой: «Синьоры представители, отцы строительства, мы, подобно врачам, сиделкам и лекарям больных, должны сознавать, что есть человек, что есть жизнь, что есть здоровье и каким образом согласие элементов сохраняет его, а несогласие – портит и разрушает. Те, кому знакомы упомянутые выше принципы, лучше справятся с лечением, чем те, кто подобного знания лишен». Итак, заключает Леонардо, исцелить «больной Собор» несложно: нужен только «врач-архитектор»[239].

6

Учителя и друзья

Милан и Павия, 1488–1490 годы

Блуждая по Милану, Леонардо то и дело достает из кармана сложенный втрое листок, разворачивает, читает, снова складывает и движется дальше. По сути, это список того, что ему нужно сделать и увидеть, людей, с которыми нужно встретиться, книг, которые нужно прочесть: живое свидетельство наличия сети миланских знакомств, на которые, насколько известно художнику, он может рассчитывать. Бесконечные вопросы и просьбы, беготня целыми днями, туда-сюда, туда-сюда, и все ради того, чтобы показать, записать, поинтересоваться, изобразить, заполучить[240].

Многими пунктами этой