2) Лютер провозгласил в качестве подлинной веры собственную убежденность верующего. Христианство у него выступило как личный ответ грешной человеческой природы исполненному любви Богу, познаваемому из Библии благодаря вере: «Мы готовы доказать всему миру, что наше учение — не поэтический соблазн и не мечтание, но Писание и ясное Слово Бога. Мы не призываем следовать ничему другому, кроме спасения, и еще мы учим верить или быть твердыми».

3) Лютер обратился к Богу как к личному господину и отцу, признав в качестве единственного мыслимого авторитета — личность религиозного гения. Отвечая на новозаветный вопрос: «Что мне делать, чтобы унаследовать жизнь вечную?» (Лук 10:25), Лютер заявлял: «… Мы не обновили проповедь, а лишь возродили старое и твердое учение апостолов; мы не создали нового крещения и причастия, Отче наш, веры, мы ничего нового не хотели узнать или привнести в христианство, мы лишь поспорили и поговорили о старом (о том, что Христос и апостолы оставили и передали нам). Но это мы сделали: мы нашли все то, что Папа скрыл своим лишь человеческим учением. Все, что было скрыто толстым слоем пыли и оплетено паутиной, мы милостью Божией воскресили, очистили, стряхнули пыль и вымели сор, чтобы оно вновь засверкало и все смогли увидеть, что есть Евангелие, Крещение, Причастие, Таинство, Ключ, Молитва, — есть все, что дал Христос и как нужно для спасения».

4) Лютер сформулировал цель спасения в милости Бога. По его убеждению, Бог в справедливости своей мог осудить людей на гибель, но по любви своей, наиболее полно явившей себя в распятии Христа, Он избрал путь спасения грешников. (Эта идея Лютера — плод так называемого «Башенного переживания» или «Turmerlebnis» — впоследствии была обозначена как концепция «вмененной праведности», согласно которой все мыслимые грехи людские затмеваются заслугами Христа.) По мнению Лютера, неисповедимость Бога, являющая себя в нелепости креста, такова, что мера Его милосердия — милосердие без меры. В учении Лютера любовь эта непосредственно связует человечество с Богом: такое предстояние Богу (Согапз Deo) и именовалось Лютером оправданием. (У апостола Павла: «Но Бог свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками. Посему тем более ныне, будучи оправданы Кровию Его, спасемся им от гнева. Ибо, если, будучи врагами, мы примирились с Богом смертью Сына Его, то тем более, примирившись, спасемся жизнью Его».)

5) Лютер свел общественный религиозный культ к объединению личностей для лишенного жертвенности общения с Богом. По мнению Лютера, никакие нравственные и должные дела не могут гарантировать спасение. В труде «О рабстве воли» он писал: величие Бога — всепожирающий огонь, Он неподвластен никакому воздействию человеческой воли или разума. Деяния (т. е. дела, изначально замышляемые как «добрые»), по Лютеру, составляют самую суть греха, ибо их основание — желание сделать себя, а не Бога центром Вселенной. Согласно Лютеру, они[9]даже не в состоянии создать высшую «предрасположенность» для спасительной милости: «Никаким другим трудом нельзя достичь Бога или потерять Его, кроме как верой или безверием, доверием или сомнением; другие дела не доходят до Бога». Лютер конституировал нравственно-теологические основания «чистой» религии милости: нравственная деятельность выступала лишь как само собой разумеющееся следствие сильного религиозного переживания. По мысли Лютера, «не следует спрашивать, нужно ли делать добрые дела, они должны твориться без каких-либо требований» (наподобие позднеиудейских религиозных законов). Лютер первым произнес добросердечные слова о священности и ценности честной профессиональной жизни («повседневных добрых дел»), открыв тем самым «новую эпоху в отношениях между религией и культурой».

6) Лютер усмотрел смысл откровения в осуществлении личности Иисуса Христа. Лютеровская христология предельно акцентирована: «… и так софисты изобразили Христа, как будто бы Он был человек и Бог; посчитали Его ноги и руки, странным образом смешали обе Его природы, что является лишь софистическим познанием Господа Иисуса Христа. Христос же был назван Христом не потому, что имел две природы. Как мега это касается? Он носит свое утешительное имя за свои дела, которые Он принял на себя. То, что Он по природе своей человек и Бог, касается только Его, но то, что Он творит в мире, распространяет свою любовь на всех и на меня и становится моим спасителем и утешителем, — это происходит мне в утешение».

Главным пафосом «95 тезисов» Лютера был отказ от организационной архитектоники католицизма, от лежащего в ее основании принципа незыблемого авторитета высших церковных иерархов, от ее догматики и теологии, фундированных мистическим приматом безличного. Согласно Лютеру:

A) Подлинное покаяние правомерно понимать как исключительно внутренний процесс, осуществляющийся на протяжении всей жизни истинного христианина (тезисы 1–4).

Б) Ни от каких небесных кар Церковь освобождать не может (тезисы 5–7).

B) Римский первосвященник не располагает какой-либо властью над чистилищем — к его отпущению грехов умершим Бог может и не прислушаться (тезисы 8 — 29).

Г) Институт индульгенций греховен и богопротивен: раскаяние вплоть до готовности принять муку за грехи результируется для верующего в прощение безо всяких индульгенций (тезисы 30–40).

Д) Если и существует сокровищница заслуг, накопленных Иисусом Христом и всеми святыми во спасение грешного человечества, то она — как крест, смерть и ад — споспешествует грешнику отнюдь не по милости Папы (тезис 58); «ключи от царства» (Матф 16:19) принадлежат, по Лютеру, не римскому первосвященнику, но всей общине верующих («где двое или трое соберутся во имя Его, там будет и Он среди них» — Матф 18:19–20).

Е) Уверенность в спасительной силе отпущения грехов не может замещать и заместить веру в спасительность креста (наподобие будущей формуле Лютера: «sola fide» — лат. «только верой») (тезисы 53–55).

Лютер неоднократно подчеркивал и сформулировал в качестве своеобычного символа собственного мировоззрения тезис о том, что «Церковь наличествует всюду, где проповедуется и исповедуется Слово Божие / Священное Писание. — Церковь потому и именуется царством веры, что ее глава невидим и является объектом веры. Превращать Церковь в видимое царство есть заблуждение… Вера не может терпеть иного главу, помимо Христа».

Лютер сумел сформулировать и ритуально очертить для верующих новое, принципиально нетрадиционное чувство жизненной основы, резко контрастирующее с ортодоксально-мистическим. Вера для Лютера — как для героев и фигурантов Ветхого и Нового Заветов — «живая отважная надежда на милость Божью, надежда, настолько определенная, что он не устает об этом повторять. Такая надежда и сознание милости Бога делает его радостным, упрямым и веселым по отношению к Творцу и сотворенному миру».

По мысли Лютера, «верить в Бога… значит,