«Хоть на скорую руку, любезная сестра, черкну несколько строчек – давно, давно я тебе не писал. <…> Я всю зиму был завален работой и ничего для себя не сделал, а теперь, хоть и есть досуг, да как-то утомился, нет охоты.

В новый покой свой – большой, просторный – поставил я верстак и станок токарный, потому что сидячая жизнь меня убивает, а здоровье нужно не на один год или два, а если угодно еще пожить, то лет на десяток-другой. Поэтому я каждый день часа два работаю на станках своих до усталости и бываю здоровее и веселее.

Не забыть бы сказать тебе, что у меня 22-го февраля родилась дочь, кажется, буду звать ее Ольга или Софья (ребенка назвали Юлией. – Е. Н.). Первое имя от меня, второе от крестного отца. Жена здорова и весела; я продержал ее неделю в постели, а сегодня она встала. Ребенок тоже здоров. Арслан теперь, в эту минуту, не дает мне покою, заложил два стула, и приглашает меня садиться и ехать в Москву, к тете Павлине. Он весь дом ваш, не исключая никого, знает по именам и часто рассказывает, что вы делаете. Когда показали ему поутру сестру, то он очень обрадовался и уверял, что Бог опять прислал к нам Святославу. Он теперь всё с нею нянчится, кормит и поит ее и носит ей свои игрушки.

Не помню, писал ли я тебе о наших ”четвергах“. Нас собралось теперь десять человек, мы собираемся по четвергам поочередно у двоих, у меня и генерала Генса, и каждый по очереди занимает остальным вечер своим предметом. Тут один говорит об истории, другой о кайсаках и башкирах, третий о сравнительной анатомии, четвертый о Бородинском сражении, пятый о расколах, и пр., и пр. Затея очень хороша, идет досель довольно удачно, так что это можно и должно напечатать. <…>

Маменька теперь в здоровье своем не плоха; по временам случается, что и чего-нибудь непоздоровится, но вообще всё хорошо. Сестра – теперь совсем у меня в руках, я взялся пользовать ее гомеопатически, и первый опыт, в течение каких-нибудь 3-х недель, очень удовлетворителен. Она вдруг впала было в такое изнурение, что я, правду сказать, думал, доживет ли она нет ли до весны. Двадцатилетняя болезнь ее изнурила, и дело осложнялось изнурительной лихорадкой… Я настоял на совершенной перемене всей диеты, образа жизни, пищи и пр., и средства наши при этом действительно помогли; лихорадки нет, кашель и мокроты вполне умеренны, и дело идет к лучшему. Летом ей необходимо ехать в горы или в степь и пить кумыс; если это не пособит, то я другой помощи не знаю. Горе на этом свете да и только!

У нас в доме всё, слава Богу, очень хорошо, и нам собственно весело; я боюсь одного только: перемены; а она, кажется, не может быть к лучшему, потому что всё и так уже хорошо… Лучшего и более родного места мне нет; недостатка мы не терпим, а всего довольно; получаем теперь пять, шесть тысяч в год и более; служба мне по силе и по призванию; словом, всё хорошо. Но маменька – как-то не уживается; прежде ей у нас не нравилось, теперь у Кистера. Удивительное дело – горе на свете; она жертвует собою и живет день и ночь для детей своих, а между тем каждая безделица отзывается тяжело и, наконец, при этом возникают тягостные отношения. Прощай. В. Д.».

На краю листа В. И. Даль сделал приписку: «Сомнения твои не оправдались на деле: кабинет мой и новая столовая теплы и сухи; камин круговой и можно натопить кабинет как баню».

«Четверги» у В. И. Даля

Упомянутый в письме Григорий Фёдорович Генс, генерал-майор (с 1834 года), как выразился известный географ Я. В. Ханыков, еще в 1818 году «был употреблен для приведения в порядок архива Оренбургской пограничной комиссии, что ознакомило его с имеющимися прежними данными о Средней Азии». Полученные знания в данной области Г. Ф. Генс пополнял все последующие годы, особенно, когда стал председателем Оренбургской пограничной комиссии. Я. В. Ханыков вспоминал:

«Будучи в беспрерывных сношениях со всеми приезжавшими в Оренбург азиатцами, купцами и путешественниками, он не упускал ни одного случая обратить это на пользу географии и, расспрашивая каждого, извлечь из него всевозможные сведения о знакомых ему странах; после чего эти показания либо просто записывались в дневник, либо излагались в виде особых записок».

Стараниями геолога Г. П. Гельмерсена обширные познания оренбургского старожила (работал в городе с 1807 года) были обнародованы в вышедшей в Петербурге в 1839 году на немецком языке книге «Сообщения о Хиве, Бухаре, Коканде и северо-западной части Китайского государства, собранные председателем Азиатской Пограничной Комиссии в Оренбурге генерал-майором Генсом». Своими обширными знаниями Георгий Фёдорович всегда охотно делился с нашим героем.

Органом печати, на страницах которого предполагалось обнародовать рассуждения о различных предметах участников «четвергов», должна была стать еженедельная столичная газета «Литературные прибавления к “Русскому инвалиду”». Ее редактор в 1837–1839 годах, А. А. Краевский, писал В. И. Далю:

«Шлите всё, что есть у вас и у товарищей ваших вечеров: гг. Генса, Иванова, Ханыкова и Дьяконова, о них вы мне писали».

Последнему из названных редактором лиц наш герой скажет слова благодарности в «Напутном слове» к «Толковому словарю живого великорусского языка»:

«Помощников в отделке словаря найти очень трудно, и правду сказать, этого нельзя и требовать: надо отдать безмездно целые годы жизни своей, работая не на себя, как батрак. Таких помощников или сотрудников у меня не было; мало того, по службе и жизни вдали от столиц, даже почти не было людей, с которыми бы можно было отвести душу и посоветоваться в этом деле. В сем отношении нельзя не помянуть мне, однако, двух дружески ко мне расположенных людей, в которых я находил умное и дельное сочувствие к своему труду: А. Н. Дьяконова, уже покойника, бывшего инспектора корпуса в Оренбурге, и П. И. Мельникова в Нижнем».

П. И. Мельников, выступавший в печати под псевдонимом Андрей Печерский, впоследствии написал первую биографию В. И. Даля. В ней он привел следующие слова Владимира Ивановича (вероятно, от него услышанные):

«Вот точно так же