кресле. Стояло оно в углу, у окна, рядом с его любимым подоконником. Скоро можно было бы отмечать вековой юбилей этого предмета интерьера, доставшегося ещё от первого бабушкиного мужа, известного адвоката. Дедушка по известным причинам его не любил и был бы рад при случае выкинуть его прямиком из окна, но терпел его, принимая как неминуемое. Нужно сказать, что кресло было удобное, специально предназначенное для чтения. С высоким подголовником и упругими пружинами, как ни странно, сохранившими до сих пор свои функции. Правда подлокотники немного потёрлись, и Геннадий Андреевич решил после нового года отправить его в ремонт – на перетяжку. Он даже приготовил ткань, разыскав её в бабушкином чемодане. Вероятно, это был остаток от какого-то дореволюционного гобелена с неизменными пастушками и овечками на фоне полей Восточной Пруссии, а может виноградников Бургундии.
Его большая комната была в полумраке, освященная только большим абажуром, низко опущенным над сервированным круглым столом с резными ножками. Геннадий Андреевич, завернувшись в плед, старался немного вздремнуть, боясь не выдержать празднование нового года. Ведь сегодня к нему придут гости, и он впервые не уляжется спать в полпервого ночи, тихо, под нос, бранясь на соседей. Одни, те, которые за стеной, очень громко смеялись, другие, которые над ним, безудержно стучали каблуками, отбивая немыслимую чечётку, так ему по крайней мере казалось. Но в этом году всё должно быть не так, как всегда. Он же решил, что всё изменится раз и навсегда. Да, будет не просто, но он справится, справится, справится… Веки отяжелели, и он погрузился в крепкий сон.
Немало сил Геннадий Андреевич потратил на приготовления. Началось всё с покупки ёлки. Нужно сказать, что продавец не обманул. Как только Геннадий Андреевич разрезал бечёвки, плотно сдерживающие непокорные нежно колющиеся ветки, ёлка расправилась, представ во всей красе перед изумлённым хозяином. Высотой она была больше двух метров, одета в нежно зелёный наряд. А аромат, которым она моментально наполнила всю комнату, чуть не сбил Геннадия Андреевича с ног. Ему показалось, что он даже покачнулся, встряхнув головой и на мгновение прикрыв глаза. До ночи лесная красавица, поселившаяся в доме счастливого обладателя, устанавливалась в специальное ведро, занимая заранее приготовленное для неё почётное место. Потом наряжалась игрушками из заветного деревянного ящика. Каждая из игрушек бережно вынималась Геннадием Андреевичем из упаковки, освобождаясь от прилипшей ваты и старой мишуры, ей подыскивалась надёжная ветка. Порядок развешивания игрушек, правда, соблюдался со времени совместных семейных наряжаний, которые казались Геннадию Андреевичем уже сном.
До нового года оставалась неделя, а дел было так много, что, казалось, и тридцати часов в сутки не хватило бы. Продумать стол, сделать генеральную уборку, прочистить камин, купить продукты, почистить зубным порошком серебряные приборы. Вроде всё. Но нет, скорее всего он что-то всё-таки упустил. Ничего, разберётся по мере приближения праздника.
Ему повезло при розыгрыше новогодних заказов. Он вытянул одну из первых заветных бумажек, что позволяло ему выбирать из праздничных явств. Разбирался он в продуктах не важно, и ему пришлось немного напрячься, представить свой круглый стол, накрытый белоснежно накрахмаленной скатертью с расставленными тарелками. Оливье, шпроты, порезанная копчёная колбаса, салат из тёртой редьки с мясом, селёдка «под шубой», крабовый салат. Ещё что-то на горячее, но об этом потом. Выбрал Геннадий Андреевич набор, который состоял из банки майонеза, банки горошка мозговых сортов, рижских шпрот, батона сырокопчёной венгерской колбасы, банки дальневосточных крабов и, конечно же, заветной зелёной баночки, в которой икринка к икринке лежали заветные 140 граммов астраханского деликатеса. Это «богатство», зависть всего отдела, он аккуратно упаковал в картонную коробку из-под конфет «Красного Октября», которые были в других наборах, завязал бумажной толстенной верёвкой, которая никак не хотела гнуться, и с гордостью вышел из дверей института.
Дома, разложив всё по полкам старого громыхающего холодильника «Юрюзань», новоиспечённый кулинар принялся за составление списка гостей и праздничного стола. На самом деле всё было предельно просто. Гостей он планировал пригласить самых близких. Тех, кто был с ним все долгие-недолгие годы после того, как не стало бабушки. Родители, по их давно заведённой традиции, уезжали на дачу к своим близким, но малоизвестным Геннадию Андреевичу, друзьям. Друзья эти неизменно передавали ему самые горячие приветы и пожелания скорейшего обзаведения семьёй. Летом, помимо дежурно передаваемого мамой поцелуя, в рокочущем холодильнике оказывались несметные полчища пупырчатых зелёных солдат-огурцов, красных, потрескавшихся на солнце и лопнувших от перезрелости аристократов-помидоров и весёлых, односторонне подрумяненных молодцов-яблок с палочками-вихорками. Вначале Геннадий Андреевич отказывался, но его никто не слушал, и ему пришлось смириться, а потом и привыкнуть. Тем более, часть, да не просто, а бОльшую часть этих даров подмосковных угодий, он отдавал одинокой соседке Ане, или как все её звали – Нюре, чтобы веснушчатая и вечно смеющаяся её шестилетняя дочурка Маруся набиралась сил от натуральных витаминов.
Итак, гости. Геннадий Андреевич раскрыл блокнот, послюнявил химический карандаш, коих было очень много, они остались от дедушки. В детстве они с папой строили дома и колодцы из этих зелёных деревянных палочек с неведомой надписью золотыми буквами «ф-ка им. Сакко и Ванцетти». Геннадий Андреевич перед постройкой незамысловатых строений командовал: «На Сакко и Ванцетти, рассчитайся!». И быстро раскидывал по двум кучкам одинаковых вообразимых солдатиков как у Урфина Джюса. Руки и губы от неминуемо тянущихся в рот карандашей приобретали к концу построек сине-фиолетовый оттенок, такой, какой был у трёхдневного синяка или после того, как потереть алюминиевой пуговицей школьной куртки о кожу. В общем – прямиком в ванну.
Встряхнув головой, Геннадий Андреевич вернулся к списку, машинально стерев синий цвет с губ. Соломон Евгеньевич, его заведующий лабораторией. Тёплый старый учёный, немного сгорбленный от постоянного сидения за письменным столом и постоянных тягот жизни, бьющей его нещадно своей колотушкой, как бы пригибая всё ниже и ниже к земле. Но он сопротивлялся. Всегда. И тогда, когда заставляли подписать донос, и тогда, когда в лагере воры загоняли «политических» на неимоверно сложные работы, и тогда, когда, работая в «шарашке», получил похоронку на своего Зяму, и … не перечесть.
Идеально выглаженные воротнички белоснежных накрахмаленных рубашек, прямые стрелочки брюк, блестящие ботинки – это всё она, неизменная спутница и смысл его жизни – Любовь Наумовна. Геннадий Андреевич не знал, познакомились ли они сами или их сосватали родители, но то, что они были созданы друг для друга – это было несомненно. Совершеннейшая гармония и дополнение друг друга, абсолютная уверенность и спокойствие друг за друга витали в добром метре вокруг них. По улице они шли, всегда держась
