дезинформационную игру. Так, когда в расположение 2-го армейского корпуса прибыла 3-я Туркестанская стрелковая дивизия, командарм-7 распорядился привести всю исходящую документацию в тот режим, что будто бы туркестанцы прибыли не на усиление частей генерала Флуга, а напротив, на их смену. Письменные сообщения из 2-го армейского корпуса, который готовился к предполагаемой переброске на другой фронт, дезинформировали австрийцев, которые полагали, что к 22 мая против австрийского фронта стоит только одна 3-я Туркестанская стрелковая дивизия. Таким образом, противник ожидал атаки только одной дивизии – Туркестанской, а атаковали сразу три дивизии – включая и весь 2-й армейский корпус[112]. Неудивительно, что здесь был достигнут самый значительный успех.
К исходу 26-го числа 2-й армейский корпус прорвал оборону противника и вышел к реке Стрыпа. После этого вперед двинулись и прочие корпуса. Все три корпуса с ходу форсировали Стрыпу на ряде участков, создавая плацдармы, после чего в дело был введен 2-й кавалерийский корпус. Громадную помощь в прорыве неприятельской обороны сыграла русская авиация и в первую очередь тяжелая бомбардировочная эскадра воздушных кораблей «Илья Муромец» своими бомбардировками 25–27 мая у Язловец, Бучача и в районе реки Стрыпа. Официальные документы отмечали следующие результаты действий самолетов «Илья Муромец»:
– «…разогнан и частью перебит участковый резерв Язловецкого выступа…»,
– «…зажженными пожарами был закрыт единственный удобный путь подвоза [австрийских] резервов…»,
– наступавшими русскими войсками была взята масса пленных, разбежавшихся по лесам в поисках спасения от бомбардировок,
– удары тяжелой авиации позволили частям 3-й Туркестанской стрелковой дивизии одним порывом взять все три линии австрийских окопов,
– «…26-го вечером перебита в двух местах железная дорога, что не позволило воспользоваться ею ночью для вывоза имущества из Бучача»,
– русское командование, прежде всего штаб 2-го армейского корпуса, получило разведданные о направлении путей отступления противника, что позволило скоординировать действия наступавших русских дивизий[113].
Это последнее – ввод конницы в сражение в ходе прорыва – было сделано лишь в 7-й армии Юго-Западного фронта! Австрийское донесение гласило: «Прорыв на Нижней Стрыпе стал эпидемическим. Если противник прорвался на узком участке фронта, то части примыкавших участков откатывались назад, при этом противник не производил серьезного давления на эти участки; они отходили назад только потому, что теряли связь с соседями. Также отдельные высшие командиры принимали преждевременные решения об отступлении, указывая при этом, что удерживать позиции при помощи потрясенных войск невозможно».
К сожалению, русская кавалерия бросилась вперед еще до того момента, как наступавшая пехота проломила все линии неприятельской обороны. Следовательно, коннице пришлось продолжать прорыв (штурмовать вторую оборонительную линию австрийцев) вглубь неприятельской обороны, а не развивать его в оперативной глубине. Правда, 9-я кавалерийская дивизия князя К. С. Бегильдеева, при поддержке артиллерии соседних корпусов, прорвала укрепления противника у Порхова, довершив поражение австрийского 13-го корпуса А. фон Ремена. Но потери кавалеристов оказались значительными, и надлежащего преследования не последовало, так как прорыв должен иметь надлежащую ширину, дабы не превратиться в ловушку для конницы, сковываемой мощным огнем с еще не сбитых флангов: «Характерной является атака 9-й кавалерийской дивизии на реке Стрыпе в 1916 г., брошенной для развития прорыва. Последний быстро был закрыт австрийской пехотой, несмотря на доблесть произведенной конной атаки, кстати сказать, сопровождавшейся большими жертвами»[114].
Наступление на львовском направлении должно было получить свою поддержку, так как главкоюз сумел получить от Ставки 23-й армейский корпус А. В. Сычевского, но до прибытия 23-го армейского корпуса было еще далеко. Резервы врага еще не были исчерпаны, и с 28-го по 30-е число на фронте атаки 7-й армии шли встречные бои, в ходе которых русские постепенно оттесняли противника на запад. Наконец, 22-й армейский корпус обошел противостоявшую австрийскую группировку, вынудив неприятеля начать общий беспорядочный отход. К 30 мая русские войска приостановили свой порыв, ввиду успешного контрудара спешно переброшенной на направление прорыва 48-й германской пехотной дивизии по правому флангу 16-го армейского корпуса С. С. Саввича.
На данном примере можно видеть, как благотворно с точки зрения подготовки войск сказалась зимне-весенняя пауза, в период которой были подготовлены и обучены войска, пополнены запасы боеприпасов и пополнена техника. Ведь это была все та же самая 7-я армия, которая не сумела взять те же самые, но теперь еще более сильные позиции австрийцев, как то было зимой в так называемом наступлении на реке Стрыпа. Тогда удар русских кончился ничем. Теперь же – совсем наоборот. В. Яковлев справедливо отмечает: «В общем, 7-я армия овладела главной австрийской позицией (протяжением 47,5 км), о которую разбились атаки той же 7-й армии в декабре 1915 г., и которая укреплялась противником в течение восьми месяцев»[115].
27 мая, когда в Ставке стало ясно, что путь на Львов открыт, М. В. Алексеев предложил А. А. Брусилову перенести наступление на линию Луцк – Сокаль – Рава-Русская. Однако главкоюз, чьи армии захватили в первые недели до 200 тыс. пленных, не осознал, что теперь объектом действий армий Юго-Западного фронта становится вся наличная австрийская вооруженная сила, которую и следовало добить, а не географические объекты. Генерал Брусилов предпочел Ковель и остановил войска, в ожидании наступления армий Западного фронта.
Сильными контрударами, проводимыми германскими частями, неприятель побудил командарма-7 Д. Г. Щербачева приостановить порыв войск. Как видно, во всех армиях фронта, как и в самом фронтовом штабе, командиры опасались мощи германских ударов, славившихся фланговыми маневрами. Поэтому русские военачальники тормозили успешно развивавшееся наступление, подтягивая резервы и тылы, а заодно и принимая единый фронт, известный как «стена корпусов». Тем не менее, вплоть до 4 июня, то есть за 10 дней наступления, войсками 7-й армии было взято в плен около 40 тыс. чел., а также захвачено 41 орудие, 25 минометов и 180 пулеметов.
Вместо собственного дерзания вышестоящие командиры предпочитали давать советы вверенным им войскам и их командирам. В письменной форме, разумеется. А. Е. Снесарев писал: «Вообще, у нас в моде писание разных инструкций в армиях, на фронте, в Ставке, т. е. в тех инстанциях, которые менее всего осведомлены в огневых операциях и судят о них по слуху, а не по пережитому… Что они могут сказать дельного и впопад? Сколько они могут сотворить глупостей и случайностей? Наши инструкции из рук вон как слабы: они всегда запоздалы, болтаются в мелочах, фиксируются на увлечениях, совсем лишены нравственного расчета… Если бы Щербачев мог вообразить, сколько он сгубил душ православных своим советом, он ушел бы в пустыню и прожил бы отшельником остаток своих дней»[116].
Полугодовой период позиционной войны и фланговые удары германцев в кампании 1915 г. по отступавшим русским армиям имели самое негативное влияние на метод вождения войск теперь уже в 1916 г. Русские военачальники привыкли к кордонному расположению своих войск, стремились
