Количество проб, получаемых нами в 1986 и 1987 годах, продолжало расти. Сейчас трудно сказать, существовал ли продуманный план отбора проб, или это была сплошная череда командировок по всем городам необъятного Советского Союза. Отборщики проб особенно любили ездить на юг, в Сочи, Крым, Бакуриани и Цахкадзор, там не пропускали ни одного соревнования или сбора. Виталия Семёнова это раздражало всё больше и больше, он считал лабораторию своим собственным предприятием и не мог пережить неуклонно возраставшие затраты на анализы проб, привозимых, как он говорил, «хрен знает кем, откуда и зачем». Но от открытого конфликта с руководством он всегда уклонялся и поддерживал хорошие отношения с Анатолием Фёдоровичем Коврижных, отвечавшим в Госкомспорте за спортивную медицину и допинговый контроль. Однако госкомспортовских отборщиков проб он считал бестолковыми ребятами, тупо выполняющими свои функции по сбору мочи и ничего не понимающими в допинговом контроле.

Однажды в течение одного дня мы получили небывалое количество проб, это были разные виды спорта; баночками с мочой были уставлены все столы в комнатах пробоподготовки. Виталий Семёнов очень разозлился, пыхтел и краснел, кому-то звонил, потом собрал нас в коридоре и сказал, что мы делаем лёгкую и тяжёлую атлетику, плавание и велоспорт. По вопросу анализов проб из других видов спорта он повелел каждый раз спрашивать его указания — делать или нет. «Нет» означало, что пробы сразу шли в общую кучу отработанных банок, моча из которых сливалась в раковину, а банки и крышки мылись для повторного употребления. То есть пробы из таких видов спорта, как фехтование, фигурное катание, стрельба из лука или прыжки с трамплина, выливались в раковины без анализа, однако Семёнов подписывал заключение, что «проведённый анализ проб, доставленных тогда-то с соревнований из такого-то города, номера проб такие-то, не выявил присутствия запрещённых допинговых средств и препаратов».

Хоккей и футбол вообще были неприкасаемые, коммунистические и политические, виды спорта, игроков контролем не тревожили, но иногда бывали чемпионаты мира по хоккею, и мы тогда работали без выходных. Семёнов даже не ворчал, видимо, получал указания, которые не обсуждались.

5.2 Контрольный анализ пробы Б

В 1980-е годы контрольный анализ пробы Б был очень редким. Он заключался в церемониальном осмотре второй запечатанной баночки с пробой мочи, последующем вскрытии и проведении анализа на глазах спортсмена и его представителя. В то время допинговые нарушения решались по неписаным правилам, и попавшегося спортсмена либо прощали, либо снимали с зарубежной поездки и выводили из состава сборной. Такого, чтобы победитель чемпионата СССР, попавшийся на допинге, лишался завоёванной золотой медали, не могло быть в принципе. Поэтому я не знаю, какие такие особенные разногласия могли приводить к вскрытию пробы Б в советское время. Но когда это случалось, Семёнов заранее начинал злиться, его щеки покрывались красными пятнами, глаза сверкали. Контрольный анализ «от начала и до конца», как выражался Семёнов, проводил Виктор Павлович Уралец. Уралец вскрывал баночку, то есть пробу Б, отбирал аликвоту для анализа, тщательно готовил и анализировал пробу, затем показывал результаты спортсмену и его врачу или тренеру, то есть давал пояснения к распечатке данных анализа. Уралец тоже находился в напряжении, сухо и вежливо просил нас не заходить в те комнаты, где готовилась проба или стояли приборы, и вообще советовал идти домой: «Нечего вам тут сегодня сидеть».

Причина всеобщей напряженности не была связана с методами или результатами анализа, в этом никто даже близко не разбирался, истинная проблема была в упаковке пробы. При запечатывании пробы мочи каждая баночка вместе с крышкой на глазах у спортсмена обклеивалась защитной лентой с кодовым номером пробы и помещалась в пластиковый прозрачный пакетик, после чего на неё направляли струю горячего воздуха из большого фена. Пакетик плавился и сжимался, превращаясь в герметично обтягивающую плёнку: через неё хорошо было видно содержимое и номер пробы на липкой неповреждённой ленте. Оба типа ёмкостей для мочи — будь то продолговатые бутылочки, как для внутривенных вливаний, с обжимной металлической крышкой, или широкогорлые баночки с завинчивающейся крышкой, остававшиеся ещё со времен Олимпийских игр 1980 года, — были залеплены защитной клейкой лентой с кодовыми номерами, фиолетового или зелёного цвета для пробы А, белого для пробы Б. Лента трескалась при повороте крышки или её снятии, и это наглядно свидетельствовало, что пробу вскрывали.

В отличие от современных флаконов «берегкит», где кодовые номера заранее нанесены на каждом флаконе и каждой крышке, в то время номер имелся только на клейкой ленте. В идеальном случае, если лента была свежая и клейкая, немного мягкая на ощупь, она после нагревания феном плотно прилипала как к крышке, так и к стеклу баночки. При открывании, когда надо было повернуть крышку, лента сразу трескалась. Отклеить её от крышки или от стеклянной поверхности было невозможно, даже подцепить не удавалось, она трескалась и отклеивалась мелкими кусочками, которые липли к пальцам. Это считалось надёжной защитой пробы от вскрытия, подмены и манипуляций.

Однако кодовая номерная лента, которую Семёнов доставал из своих запасов и пускал в дело при отборе наших дополнительных или договорных проб, хранилась уже несколько лет. Клеевой слой постарел и полимеризовался, так что ленту можно было аккуратно подцепить и отклеить от стеклянной поверхности, чтобы оставить её висящей только на крышке, тогда крышку можно было повернуть и открыть банку, чтобы теоретически залить другую мочу. Затем закрыть крышку и снова приклеить ленту к стеклянным стенкам банки, след в след аккуратно на то же самое место. Теоретически — я специально выделил это слово курсивом, потому что не знаю, кому и зачем это могло быть нужно в то время, когда существовало много других сценариев разобраться с неугодными спортсменами или тренерами.

Но это было только полбеды. Про это знали только те, кто мог заранее потренироваться с липкой лентой. Беда была в том, что лента могла слезть вместе с полиэтиленовой плёнкой, когда её снимали перед вскрытием пробы Б! То есть лента