пока противник не оправился, не подтянул резервы, не дождался немцев, чтобы иметь возможность остановить постепенно выдыхающиеся русские войска, позади которых у штаба фронта не было иных резервов, кроме конницы.
25-го числа Брусилов телеграфировал Каледину: «Сожалею, что 12-я кавалерийская дивизия своевременно не была подведена и пущена в дело для преследования противника. 8-й армии энергично гнать противника, не давая ему останавливаться. Надо стараться скорее достичь линии Стыри. Тяжелую артиллерию вести за собой, но для атаки отходящего противника не ждать ее, так как, что можно взять даром сегодня, завтра придется брать с боя»[83].
Но лишь 27-го числа 12-я кавалерийская дивизия получила задачу форсировать Стырь к югу от Луцка, дойти до Владимир-Волынского и отсечь коммуникации противника[84]. Ничего из этого не вышло. Отсутствие у русских в передовых боевых порядках конницы позволило врагу отрываться от преследования, жертвуя арьергардами. Другое дело, что масштабы русского наступления потребовали от австрийцев слишком больших жертв.
Интересно, что генерал Маннергейм все-таки попытался броситься в преследование, не дожидаясь санкции от штаба армии, чья оценка обстановки неизбежно опаздывала от реалий. Уже 25-го числа Маннергейм в частном порядке просил командира 6-го финляндского стрелкового полка полковника А. А. Свечина открыть проход сквозь колючую проволоку неприятеля для своей конницы, чтобы броситься в преследование. Однако Свечин, первоначально согласившийся с доводами конкомдива-12, но не имевший соответствующего приказа, был вынужден отказать.
Между тем правофланговый корпус – 30-й армейский – упорно, хотя и медленно, пробивался к Ковелю – железнодорожному узлу, цементировавшему вся неприятельскую оборону на данном участке фронта. Уже была форсирована Стырь, русские ворвались в Рожище; 4-я австро-венгерская армия была растерзана на берегах Стыри, а малочисленная германская группировка А. фон Линзингена, защищавшая ковельское направление, откатывалась к городу. На левом фланге русские заняли Дубно. И вот тут-то части 8-й армии были «придержаны» в первый раз, что стало приятным сюрпризом для противника: «Приходится даже удивляться тому, что Брусилов, достигнув перехода через Стырь у Луцка, не развил своего успеха до степени решающего прорыва в направлении на Владимир-Волынский. До достижения Стыри русские не сделали ни одной тактической ошибки, и использовали непрерывной цепью все возможности, чтобы нанести ущерб императорской и королевской 4-й армии. Достигнув же Стыри, Брусилов одним глазом смотрел на Ковель, а другим озабоченно косился на север, откуда опасался немецкого контрудара»[85].
Основанием для остановки победоносных войск стала нехватка резервов. Фактически Юго-Западному фронту не хватило тех самых дивизий, которые сосредоточивались на Западном фронте А. Е. Эверта, дабы наступать согласно воле не русского стратега генерала Алексеева, а воле французских союзников. Разорвав оборону противника и опрокинув его за Стырь, после форсирования реки оказалось, что полки 40-го и 8-го армейских корпусов вместо 16 верст атакуемого 23-го числа фронта, оказались на дуге в 90 верст. Единственный резерв – 12-я кавалерийская дивизия. В то же время масса подразделений продолжала безуспешно штурмовать австрийские позиции напротив Сарн (группа Я. Г. Гилленшмидта).
В 8-й армии, как, впрочем, и в прочих армиях Юго-Западного фронта, не смогли образовать армейских резервов. Пехотные корпуса должны были наступать все разом на общем фронте, имея целью сковать противника, даже невзирая на возможную неудачу своей атаки. Это привело к тому, что русские армейские корпуса атаковали все вместе, а в резерве армии не оставалось ничего, дабы развить вероятный успех. Образовать мощную ударную группу в два, а то и три эшелона, максимально ослабив остальной фронт, А. М. Каледин не решился. Не задумался над этим и штаб фронта: «Показателем ограниченной возможности развития прорыва служило не протяжение его фронта – 22 версты, вполне отвечавшее установившимся тогда требованиям, а отсутствие достаточных резервов, как у командарма, так и у главкоюза. Приказ главкоюза об участии в атаке фланговых корпусов, не располагавших тяжелой артиллерией, очевидно с той же целью сковывания противника на своем фронте, облегчал несколько ударным корпусам задачу прорыва, но преждевременно истощал корпуса, столь необходимые для последующего развития успеха. Выгоднее было иметь за внутренними флангами 30-го и 39-го корпусов сильные резервы, которыми расширять прорыв в стороны, ударом в тыл удерживающимся на месте частям противника, а на фронте же этих корпусов вести только артиллерийскую подготовку с демонстративной целью»[86].
Возобновление наступления на оперативном просторе объективно должно было проводиться большей массой войск, нежели те 4 дивизии, что находились в распоряжении 40-го и 8-го корпусов. Это требовало перегруппировки, дабы влить в ударную группу резервы, а до того времени, чтобы не попасть под фланговые контрудары со стороны Ковеля (немцы) и Равы-Русской (австрийцы), корпуса были остановлены. Таким образом, австро-германцы получили первую передышку, вызванную преждевременным истощением наступательной мощи ударной группировки русских: наличная численность не позволяла русским военачальникам и наступать, и одновременно с тем обеспечивать свое наступление с флангов, где уже скапливался противник (немецкие эшелоны были брошены в Ковель через два дня после начала Брусиловского прорыва).
Тем временем М. В. Алексеев, видя ошеломительный успех отважных войск 8-й армии и рассчитывая на мощь предстоящего главного удара армий Западного фронта, 26 мая приказал главкоюзу сосредоточить все усилия на флангах фронта. М. В. Алексеев посоветовал А. А. Брусилову основной массой 8-й армии наступать на Демидовку (линия Луцк – Демидовка – Броды), дабы выйти в тыл австрийской группировке, стоявшей перед 11-й армией.
То есть, следуя данному замыслу, ударная группировка 8-й армии должна была обрушиться на 1-ю австрийскую армию, дабы разорвать неприятельский фронт надвое, отбрасывая противника к Ковелю на север и к Львову на юг. Этот маневр позволял перенести удар на Рава-Русскую, являвшуюся центром вражеского оборонительного фронта, а заодно и станцией, связывавшей Ковель и Брест-Литовск с Львовом. Одновременно на владимир-волынском направлении следовало создать заслон, чтобы не допустить флангового удара со стороны Ковеля.
Однако на следующий день, опасаясь за фланги 8-й армии, и надеясь на предстоящий главный удар армий Западного фронта, который смещался из района виленского направления на барановичское, то есть, для взаимодействия с Юго-Западным, а не Северным фронтом, Алексеев приказал главкоюзу довершить поражение левого крыла противника. Новая директива наштаверха от 27 мая, тем не менее, откладывала развитие наступления на Ковель, приказывая бить в центр австрийского расположения.
Директивой Ставки существенно корректировалось направление главного удара. Армиям Юго-Западного фронта предписывалось отрезать австрийцев от Сана и операционных линий на запад, наступать в общем направлении Луцк – Рава-Русская, стремясь разрезать фронт неприятеля. Одновременно главкозап А. Е. Эверт получил разрешение отложить наступление до 3 июня.
Блестящая победа армий Юго-Западного фронта, тем более пьянящая, что совсем недавно казалась невероятной, в самом буквальном смысле всколыхнула страну. Войска и штабы заваливались потоками приветственных поздравительных телеграмм со всех концов империи и
