Я сам расширю и усложню свой собственный анализ: я настаивал на времени, необходимом для игры в отказ от инвестиций и неоинвестиций, которые приводят к отказу от первой жизни. Но иногда бывают короткие промежутки времени: может быть достаточно нескольких недель, нескольких дней или нескольких часов, тем более что перспектива смертельного исхода уже предрешена по глубоко личным причинам тупика и расстройства идентичности, а субъект «предварительно радикализован» в своих ожиданиях и межличностных отношениях. И разве не наблюдалась подготовка к взрыву террористом-смертником в течение нескольких часов, когда назначенный отнять жизнь у себя и других в течение короткого времени подготовки особенно находился под гиперопекой: с него не спускали глаз и обращались как с большой ценностью. Как отмечает социолог Джеральд Броннер, избыток времени может увеличить желание выжить или отказаться от убийственной миссии[38].

Можем ли мы всегда четко различать глубоко личные мотивации, собственные проблемы и приверженность служению ИГИЛ*? В некоторых случаях то, что могло бы быть убийством, – самоубийство без блеска, без демонстративного самопожертвования – иногда в последний момент маскируется под процедуру, присущую драматургии радикального террора. Это больше не является ненавистью, обидой, унижением или отчаянием, которые убивают одинокого человека, забившегося в свой угол. Это героический поступок солдата Исламского государства*, вызов, брошенный миру. В средствах массовой информации потом можно будет прочесть: террористический акт или личный конфликт? На мой взгляд, и то и другое – в той же мере и в соответствии с методами, которые может установить только скрупулезный клинический анализ после тщательного изучения материалов дела[39]. ИГИЛ* придает общественный резонанс и героический блеск тому, что оставалось частным и постыдным. По крайней мере, так они это чувствуют.

Также я хотел бы особо остановиться на тех, кого называют «тормозами»[40], которых мы с удивлением часто видим в галерее террористов. Неуместные непродуманные действия, отвечающие странным мотивациям неудачников, у которых в голове сплошной туман. Один во всем признается в надежде, что его сочтут раскаявшимся и что ему дадут средства для реализации нежизнеспособных проектов. Другой проникает в сети экстремистов, чтобы, по его словам, лучше изучить их. Третьим, считающим себя неудачником, по-видимому, движет главным образом надежда на то, что его оценят в Сети…

Но они недолго считают это забавным, и было бы серьезной ошибкой полностью преуменьшать опасности, которым они могут подвергнуться. Пресловутые «тормоза», те, кто всё делают спустя рукава и не проявляют энтузиазма, могут быть вовлечены в необратимый процесс. Убийство в соответствии с предписаниями Исламского государства* не требует ни особого интеллекта, ни длительной подготовки. Не существует параллелей между уровнем уверенности личности, определенностью целей, степенью приверженности джихаду и серьезностью поступка. В заключение я вернусь к этому очень правильному высказыванию Джеральда Броннера: «В настоящий момент нам нужно больше опасаться глупцов, впадающих в примитивное варварство, чем криминальных гениев».

Наконец, чтобы закончить с сюрпризами, мы иногда поражаемся зияющей пропасти между серьезностью поступка и обыденностью общей картины, например, у подростка, который прибегнул к такому крайнему способу, чтобы выразить банальный Эдипов конфликт. Подростковый возраст по определению – это время перемен, экзистенциального колебания, поиска идентичности. ИГИЛ* предлагает готовое решение «под ключ». Мучительная проблема с просыпающейся сексуальностью, характерная для этого возраста жизни, разрешается с помощью аскетизма. Между двумя нациями, между двумя образами жизни, типами нравов, между законом предков и современностью, когда вся проблема их поколений находится в раздрае, они тут как тут, избавленные от соблазна сексуального зла, как и от любого выбора. Их путь от замешательства к славе уж проложен, даже если он ведет их к земной кончине.

Иногда столь же удивительно наблюдать, как быстро заключенный, восстановив контакт со своей семьей, потрясенный вызванными им родительскими страданиями, освобождается от тоталитарных оков, чтобы заново стать личностью и вновь открыться для психической жизни.

Те, кто надеялся, что чтение этой главы даст им определенные представления о скрытых мотивах террористической акции, несомненно, будут разочарованы. Давайте оставим концепции, верования и убеждения параноикам и самим террористам. Понять сложность криминального явления – значит сделать первый шаг в борьбе с его распространением. Единственная задача, которую я ставил перед собой, – осветить все это с психической точки зрения. То, что я хотел проиллюстрировать в этой главе, ясно сформулировал политолог Оливье Рой: «На самом деле, хотя нет смысла задаваться вопросом о «безумии террористов», ясно, что «разговорная техника» ИГИЛ* может очаровать слабых людей, страдающих настоящими психическими расстройствами, как, возможно, было в случае с убийцей из Ниццы[41]».

Выражаю свое полное согласие, единственно, заменив «психиатрическую» на «психическую». Опять же, хотя расстройства распространены, откровенные психические состояния встречаются гораздо реже. Это может показаться простым нюансом, но я психиатр и не буду повторяться. Тем более что цель этой книги – изучить обыденность зла.

Всего за некоторыми исключениями – параноидальных шизофреников или знаменитых извращенных психопатов – рассмотренные мной террористы полностью соответствуют целям данной книги. Между огромным несчастьем, которое они могут причинить всей стране, и обыденностью их личных профилей лежит та пропасть, с которой мы постоянно сталкиваемся и которая, возможно, является лишь отражением наших иллюзий и предрассудков. Обычные люди тоже могут совершать наихудшие злодеяния – именно это и будет подробно описано в следующей главе. В определенной степени существуют взаимосвязи и взаимодействия между терроризмом ИГИЛ* и геноцидом. Именно это утверждает психиатр и антрополог Ричард Рехтман[42]. Он подчеркивает, что боевики ИГИЛ* – как и те, кто совершает геноцид, – убивают мужчин, женщин и детей только за то, кто они есть, и только за это считают их виноватыми и уничтожают этих беззащитных людей – хладнокровно, тщательно и систематически.

Дерадикализация

Остается один существенный вопрос: можно ли проделать путь в обратном направлении? Я не участвую непосредственно на местах в том, что принято называть «дерадикализацией». Но я