Тогда мы этого не знали, но в скором будущем она станет подружкой Знаменитого Внука.

«Уж простите, но я превращаю свой банан в член», – сказала Брук. И ровно так и поступила со своим десертом. Покраснев, мы едва не лопались со смеху.

Я имею в виду своего рода иерархию привлекательности, достоинств, как заслуженных, так и незаслуженных, которые делали звезду хоккея более предпочтительным выбором, чем звезду вольной борьбы, а наследницу известной фамилии более желанной по сравнению с обычной городской девочкой. Нас можно было выстроить по сторонам танцзала и после десятиминутного изучения точно предсказать, какие пары сформируются. Хотя мне все чаще казалось, что я так и заведу себе бойфренда в нашем кампусе, меня беспокоила отнюдь не любовь. Меня изумляла ненависть. Формы, которые она принимала в школе Св. Павла, приводили к выводам, которые представлялись мне крайне важными. Я не смела отводить глаза. Я наблюдала, как прекрасная темнокожая девочка-иностранка идет через фойе в столовую. Была заметна неровная пигментация кожи ее лица, но глаза потрясали, и в целом она казалась мне поразительно похожей на яркую кошку. Из кучки мальчиков ее окликнул одногодок: «Эй, Сарей!» Она обернулась и услышала в свой адрес следующее: «Двухцветные тачки вышли из моды еще в семидесятые!»

Все мы, и мальчики, и девочки, понимали, что Сарей – красавица. Если бы у нее появился ухажер из числа белых мальчиков, мы бы смогли сказать, что в нашем сообществе, как и в любом другом, есть свои оригиналы. Но, разумеется, этого не произошло.

Кроме того, что опасения сделали меня циничной, они сделали меня равнодушной. Девочка ест апельсин, как будто выступает на низкопробном представлении? С ней все ясно. А может быть, она актерствует или просто придуривается? Может быть, она с детства привыкла есть апельсины таким чудным способом? Это же просто четырнадцатилетний ребенок вдали от родного дома. Ничего подобного мне и в голову не пришло.

Отдельный интерес вызывали панели с именами. Я не вполне понимала, что может сказать мое имя, если и когда оно окажется на одной из них.

При крещении меня нарекли Лэйси Кахилл Кроуфорд. Первое имя я получила в честь прадеда, и Кахилл тоже было по отцовской линии.

Но при заполнении официальных бумаг для зачисления в школу Св. Павла мама сделала нечто необычное.

«Давай дадим тебе другое имя» – сказала она.

Я поняла, что она имеет в виду еще одно имя. Ее ручка повисла над строками формы, красными на белом фоне.

«Ну ладно».

«Что тут у вас?» – папа подошел к нашему столу, похрустывая солеными крендельками. Мама сидела в задумчивости, держа ручку на отлете двумя пальцами, как бывшая заядлая курильщица.

В нашей семье заполнению бумаг всегда придавалось несколько ритуальное значение. Мамин почерк был крупным и округлым, почти готическим. Она избегала общепринятых сокращений, даже если это были даты рождения в скобках, и писала с таким нажимом, что ее ручку было слышно. После рукоположения в сан она начала добавлять в свою подпись плюсик. В то время я не знала, что это было распространено среди сященников – такой крестик означал как бы благословение.

«Может быть, Де Мениль?» – предложила мама. Это имя никогда не встречалось мне прежде, и я не представляла, как оно пишется.

«Что-что?» – переспросил папа.

«Де Мениль. Ну, ты же знаешь этих коллекционеров искусства из Хьюстона? Так вот, еще по линии Пита мы родственники», – сказала мама.

Папа грыз очередной кренделек: «Да? Я этого не знал».

«Да», – сказала мама и объяснила, что ее любимая бабушка, которая умерла несколько лет назад, рассказывала про своего двоюродного прадеда, прибывшего в Америку со своими чадами через Новый Орлеан. Я знала эту историю. Практически все, что имело отношение к этой линии наших родственников, было похищено при ограблении их дома в Сент-Луисе сто лет назад. Остался только изысканный дамский веер, привезенный чьей-то прапрабабушкой из Франции. Видимо, она обмахивала им свое лицо во время путешествия на пароходе по Мисиссипи. Один из тех родственников так и осел в Новом Орлеане. Мне нравилось представлять себе человека, который остался – от него веяло выпивкой, картами, каким-то падением. Я видела, как он сажает всех остальных на пароход и исчезает в глубине городских улиц. Так он и убежал от всех нас. Никто даже имени его не помнил.

Своим характерным почерком мама вывела: Лэйси Кахилл де Мениль Кроуфорд. Папа не возражал против этого изменения, а я недоумевала, стоя босиком на кухне. Зачем мне еще одно имя? Что оно даст мне? И будет ли со мной все нормально, раз уж оно теперь у меня есть?

Слово самозванка мне и в голову не пришло. А оно было бы полезно для описания того, как я ежедневно мироощущала себя, как обжигалась на самых мельчайших своих ошибках, которые, как мне казалось, выдают меня как не принадлежащую этой среде. Но я не пыталась описать это чувство даже мысленно. Я обозначила сделанное мамой добавление словом пожелание. Я думала, что поняла, что за этим стоит и насколько это созвучно самой школе. Когда мы приехали знакомиться со школой Св. Павла, я была настолько потрясена ее красотой, что все это показалось притворством. Это выглядело как рисунок ребенка, который еще никогда не видел настоящей школы. Вот красное школьное здание с башенкой, здесь учатся; вот большая красная церковь, в ней поют; вот серая библиотека у пруда; вот каменные пешеходные мостики для хождений туда-сюда; а вот в этих серо-белых домах детишки будут спать. Там будет флагшток, лес и водопад, у которого ловят рыбу белые цапли. Будет даже спальный корпус, спрятавшийся, подобно замку, на вершине холма в лесу, и витражи, и каток, и лодочная станция…

И почему бы тогда и нам не проявить немного воображения? Почему не сделать меня такой, какой хочется?

Почти двадцать лет спустя на званом ужине в Лондоне я познакомилась с мужчиной по фамилии Де Мениль.

«О, это ведь и мое среднее имя», – сказала я.

«Нет, это невозможно», – ответил он.

«На самом деле, так и есть. Это одно из моих средних имен».

«Нет, это не так».

«Ну, хорошо, послушайте…»

«Этого не может быть».

«Ах, ну что вы, это ведь действительно так». Я была слегка заинтригована – как может этот посторонний человек отказывать мне в имени, каком угодно имени?

«Дворянскую фамилию Де Мениль присваивал лично Наполеон. Мы отследили всех до единого, кто ее получил. Так что нет, это невозможно», – сказал мужчина.

Возможно, мама ошибалась по части своей генеалогии,