и падениями. Пожалуй, переломной для Яковлева стала длительная стажировка в Соединенных Штатах, во время которой он увидел западный мир как бы изнутри, а не так, как он подавался у нас. Очевидно, именно тогда у него закрались сомнения в правильности избранного пути. Позднее он поставил своей целью помочь стране сделать верный выбор. Яковлев пришел к выводу, что модель казарменного полицейского социализма, которая утвердилась у нас, бесперспективна, что западный мир оказался более подготовленным к научно-технической революции, чем мы, и что, наконец, западная демократия в большей степени гарантирует права и интересы личности, чем тот строй, который царил у нас. Разумеется, в течение длительного времени ему приходилось тщательно скрывать существенную эволюцию своих взглядов и выполнять роль правоверного партийного функционера, хотя аппаратчики с обостренным политическим нюхом типа Лигачева давно уже перестали считать его своим. Это послужило одной из причин отставки Яковлева с довольно высокого поста в аппарате ЦК КПСС, который он занимал, и направления его послом в Канаду. Пребывание в Канаде еще более укрепило Яковлева в том, что в королевстве Датском далеко не все благополучно. По возвращении с началом горбачевской оттепели в Москву и стремительным возвышением в партийной иерархии Яковлев прилагает максимум усилий для расшатывания идеологических, политических и социально-экономических основ ставшей ему чуждой советской системы. Он с явным сочувствием относится к сепаратистским тенденциям в Прибалтике, удерживает Горбачева от принятия жестких мер против государств Балтии и с помощью обнародования и осуждения секретных протоколов к пакту Молотова – Риббентропа подводит базу под те акции, которые в конечном счете привели к восстановлению независимости указанных государств. Будучи одно время по существу вторым лицом в партии и государстве, Яковлев делает все от него зависящее для ниспровержения КПСС, отказа КПСС от ее руководящей роли. В конечном счете он оказывается в числе одного из основателей движения демократических реформ и подписывает знаменитое заявление девяти, направленное своим острием против КПСС. Дальнейшие шаги Яковлева приводят к тому, что он выходит из партии. Во время августовских событий он выступает против ГКЧП и поддерживает акции Ельцина и других членов российского руководства, которые в конечном счете привели к распаду Союза ССР. Похоже, однако, что последующее развитие событий – подписание соглашений в Беловежской пуще, признание Союза ССР прекратившим свое существование, отстранение Горбачева от власти – заставило Яковлева насторожиться. По-видимому, он не ожидал, что сепаратистские тенденции зайдут так далеко. Этим можно объяснить, почему он не порывает связей с Горбачевым, принимает участие, хотя бы на первых порах, в деятельности Горбачев-фонда, выступает с рядом заявлений, предостерегающих против излишней поспешности в проведении реформ. С политической арены «архитектору перестройки», как его иногда называют, явно уходить не хочется. Он дает согласие баллотироваться по партийным спискам Российского движения демократических реформ, лидерами которого являются бывший мэр Москвы Гавриил Попов и тогдашний мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак и которое включило в свой список такие разношерстные фигуры, как актер Олег Басилашвили, микрохирург Святослав Федоров и незадачливый главком СНГ, маршал авиации Евгений Шапошников. Как известно, этот блок потерпел сокрушительное поражение, не сумев преодолеть даже 5-процентный барьер, хотя лидеры его явно рассчитывали на то, что они его преодолеют и в Думе наверняка будут. Казалось, звезда Яковлева окончательно закатилась и ему остается лишь писать мемуары. А то, что ему есть, что сказать, и сказал он далеко не все, – не подлежит сомнению. И вот тут совершенно неожиданно Яковлеву поручают возглавить четвертую власть, т. е. радио и телевидение. По существу он возвращается на пост секретаря ЦК КПСС (а теперь президентской партии, если она будет образована) по вопросам идеологии. До этого он занимал куда менее заметный пост председателя Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий. Не берусь судить, чем руководствовался Ельцин, сделав свой выбор на Яковлеве. Возможно, это означает откат от излишнего радикализма в политике и переход на более взвешенный и умеренный курс. Возможно, это попытка наведения мостов и установления контактов с более широкими слоями интеллигенции, а также с умеренными кругами в бывшей КПСС. Как говорится, поживем-увидим. Сейчас нас больше интересуют гносеологические корни многочисленных метаморфоз, которые происходили и происходят с Яковлевым, хотя ему и пошел восьмой десяток. Представители крайне левого крыла, которым он особенно ненавистен, поспешили объявить его агентом влияния, который якобы с потрохами был завербован ЦРУ и действует по указке западных спецслужб. Я не разделяю этих обвинений не только потому, что должен исходить из презумпции невиновности, но и потому, что эта версия очень уж не вяжется и с военной, и с гражданской биографией Яковлева. Не верится, чтобы морской пехотинец, проливший кровь за Родину, к тому же долгое время сражавшийся на идеологическом фронте, стал агентом иностранной державы. Так что в эту версию я не верю. Куда более правдоподобной выглядит другая версия. Впервые оказавшись за границей, Яковлев, будучи, несомненно, человеком достаточно проницательным, был ошеломлен тем, что увидел и что находилось в резком несоответствии с тем, что вдалбливали в головы своих сограждан идеологические трубадуры КПСС, в том числе и сам Яковлев. Это и предопределило все его дальнейшие шаги, правда, не всегда последовательные и взвешенные. Когда пришла пора горбачевской оттепели, он решил, что час его пробил, и выдал на-гора то, что в течение нескольких десятилетий накапливал внутри. Остальное известно. Как же нужно оценивать Яковлева и «вклад», внесенный им в происходящие у нас драматические процессы? В связи с семидесятилетием кое-кто поспешил назвать его отечественным Дэн Сяопином. Я склонен оценивать его значительно скромнее. До Дэн Сяопина ему, конечно, далеко, хотя в политической изворотливости не откажешь.

В связи с тем, что Яковлев родом из Ярославщины, в памяти всплыл такой эпизод. В начале войны в Ленинграде на базе школ, дошкольных и иных организаций создавали интернаты по эвакуации детей и последующему размещению их вдали от прифронтовой полосы. К сожалению, некоторые из них вследствие стремительного наступления немцев оказались на оккупированной территории. Нашему интернату повезло. Пунктом назначения эшелона, в котором мы выехали из Ленинграда, была Ярославская область. Интернат разместили в селе Белогостицы Ростовского района Ярославской области. Ближе к осени через село проходила без оружия воинская часть, точнее, то, что от нее осталось. Очевидно, это была разбитая часть, которую направляли для переформирования в тыл. Мальчишки и девчонки, жившие в селе, как деревенские, так и интернатские, выбежали на обочину дороги, по которой шли солдаты. Никогда не забуду их облик – обросшие, в лохмотьях, источавшие стойкий запах давно немытого тела. Многие – раненые, обвязанные грязными тряпками со следами крови. Самое ужасное