"Что касается сибирячек, то действительно это женщины плотные, крупные и цветущие. Подаст если руку, то чувствуешь всю тяжесть, плотность и теплоту этой руки Вот это настоящие женщины и больше таких нигде нет!" Тяжесть и теплоту руки сибирячки он как-то особенно отмечал и голосом, и глазами, и потрясанием своей большой руки, считал женским достоинством.

Сибиряк много рассказывал о рыбной ловле, об охоте, о прелестях края вообще. По всему было видно, что он в Сибирь влюблён и доволен, что живёт в ней, а ни где-либо в другом месте. Особо отмечал выносливость, трудолюбие сибиряков, которым эти качества даются самой природой суровой и порой ещё дикой. Конечно, при этом из круга беседы не вышли и воспоминания о сибирских дивизиях, отличившихся геройством и стойкостью в Отечественной войне. В Красноярске сибиряк сошёл, оставив неизгладимую память о советском патриоте, любящем Сибирь и советскую Родину.

Проезжая Сибирь, мы с Виктором Александровичем много времени проводили у окна. Таёжные пейзажи сменялись один за другим. Тайга редко сменялась небольшими просторами долин, в некоторых местах вспаханных. Населённые пункты попадались редко и то небольшие. Иногда на сотни километров, кроме будки обходчика, вообще не встречалось ни одного жилища. Кругом тайга и дремучие леса, часто около железнодорожной насыпи в топи и болотах. Весна здесь только что начинает чувствоваться. Деревья и леса начинали только что зеленеть. Всю дорогу сосна, ель и кедр сменяются берёзовыми рощами и реками, которые здесь так же в изобилии.

Чем ближе к Байкалу, тем становилось прохладней. Верно снега уже нигде не было, но температура была немного выше нуля и особенно прохлада чувствовалась в Красноярске и Иркутске. Вот тогда-то я и пожалел, что не взял шинель, но успокаивался тем, что на Востоке будет теплее и ехать ещё дней пять – шесть, а за это время и весна вступит в свои права. И верно, после Байкала температура воздуха стала повышаться, а при приближении к Хабаровску мои сожаления о не взятой шинели и совсем стали рассеиваться.

Байкал. Это озеро-море мы проезжали часов с семи утра и до шести часов вечера. Был солнечный день и Байкал предстал перед нами во всей своей красе – суровый, быстрый и необъятный. Железная дорога прижата Байкалом к отвесным скалам. То и дело мелькает большое количество туннелей длинных и коротких. Сопки далёких берегов ещё были покрыты сплошным снегом, блестящим и розовеющим под лучами солнца.

За Яблоневым хребтом на большом протяжении нашим попутчиком является река Шилка, вдоль которой проходит железная дорога. Проезжая эти места невольно вспоминаются и золотоискатели, и декабристы, и ссыльные. Здесь среди суровой природы проводили свои лучшие годы наиболее испытанные революционеры. Здесь они крепли духом и отсюда руководили революционной борьбой в Царской России.

Вот и область Биробиджан. Каменистая почва здесь местами гола от растительности. Верно местами мелькают леса и топи, но это уже не то, что в Западной Сибири. Недаром несмотря на все условия переселенцы здесь недолго удерживаются. Чтобы завоевать жизнь здесь необходима настойчивая борьба человека с природными условиями, требующими неутомимый труд и энергичность.

За время дороги много читаю. Дочитал «Кавалер Золотой звезды», прочитал «Они умирают по одному» и «Это было в Караканде». Все книги интересные и поэтому не дают отрываться от чтения продолжительное время. Но в конце концов дорога утомляет и под конец пути уже не знаешь, чем заняться. Рассматривать окружающее за окном надоело, книги прочитаны, бока перелёжаны. Хочется скорее ступить на землю и размяться, не слышать стука колёс о стыки рельс.

Да и со сном получаются неполадки по времени. Здесь видать сказывается привычки организма к режиму Московского времени. Ведь чем дальше на Восток, тем день наступает всё раньше и раньше, и в районе Хабаровска эта разница в начале суток достигает 7-ми часов, то есть ночь наступает раньше на 7 часов, чем в Москве. И хотя режима в дороге относительно сна соблюдать не приходилось, тем не менее спать хочется с наступлением ночи по Московскому времени, а по Хабаровскому времени это уже наступающее утро следующего дня. Вот нам с коллегой и пришлось потом немало уделить внимания и усилий, чтобы приучить себя (да, именно, приучить) спать ночью, а не днём. Тем более, что нам это было необходимо, чтобы по приезде в СовГавань работать днём, а не ночью. Изменение режима дня давалось трудно, но потом мы, пересиливая и изнуряя себя, уже в СовГавани им всё же овладели.

К Хабаровску подъезжали поздним вечером, в 22 часа по местному времени. Перед городом проезжали через длинный мост перекинутый с одного берега на другой реки Амур. Река здесь достигает ширины 4 – х километров. Город Хабаровск встретил нас изморосью, хотя и былосравнительно тепло. Сдав вещи в камеру хранения мы с Коллегой пошли на Главный телеграф города. Я имел целью получить телеграфное сообщение от жены о месте нахождения её с детьми.

Перед самым отъездом получил от жены письмо, извещавшее, что она намерена поехать временно из Севастополя погостить к родным в Харьков. Когда она уехала и вообще уехала ли? Этого я не знал. Выезжая же из Москвы, я ей сообщил мои телеграфные адреса на время командировки в Хабаровске, в Совгавани и в Комсомольске, с просьбой немедленно сообщить в Хабаровск о выезде в Харьков. Не зная этого точно письма жене не писал, т. к. предположения, что они пролежат где-то, да ещё и попадут в другие руки, отнимали желание это делать. С дороги до Хабаровска послал в Харьков одно единственное письмо авиапочтой, но в скорой доставке его жене так же не был уверен.

Мысли о семье и местонахождении её не покидали меня всю дорогу. По ним всем я уже порядком соскучился, так как не видел их уже более двух с половиной месяцев. Ещё будучи в Москве желание быть в семейной обстановке обуревало мной очень часто, а за последнее время значительно усилилось и временами было тягостным. Особенно хочется видеть и знать, как растёт и развивается Наташа, моя младшая дочь. Мы с ней так дружили, а теперь ещё