Рассказ скорее чеховский: в нем надежды разбиваются на ровном месте, но даже в такой неловкой ситуации она остается, как ей кажется, абсолютно честной перед ее выбравшим человеком, у которого мир рушится на глазах».

“Рецензент” еще раз произносит слова благодарности за то, что среди моря ерундистики, ему выпало счастье соприкоснуться с настоящей, не показной литературой.

Внимательно всё рассмотрев и убедившись, что всё в полном порядке, расписался Володя Бессонов».

Давно это было

Давно это было…

Солнышко редко заглядывало в окошки нашей квартиры на первом этаже дома в узком переулке центра Москвы. Моя бабуля очень настороженно относилась к любителям заглянуть в окна, и шторы были настолько плотными, что прошли бы проверку при затемнении во время авиационных налётов в Великую Отечественную войну. Был у меня свой уголок в этой, тогда мне казавшейся огромной, квартире, аккурат рядом с окном, выходящим в переулок. Именно там, под светом настольной лампы, я погружался в свои первые путешествия на парусных кораблях, аккуратно раскрашивая их в любимых мной альбомах. Именно там, укутавшись в одеяло, трясся от страха, когда детское воображение отчётливо слышало звук колокольчика прокажённого, сидя вместе с Диком Шелтоном в кустах Шервудского леса. Именно там я принял первое самостоятельное решение, о котором и хочу вам рассказать.

Вы спросите меня, почему я так подробно рассказываю об обстановке в квартире? Да потому что хочу, чтобы вы поняли, в какой атмосфере впервые я услышал звуки его трубы и завораживающий хрип его голоса. Луи Армстронг.

А было это давным-давно, больше сорока лет назад. Именно тогда я научился бережно вынимать виниловые пластинки из бумажных конвертов и, аккуратно нанизывая на маленький металлический стержень проигрывателя пластинок радиолы "Radiotehnika", с трепетом подносить звукосниматель к уже полюбившейся дорожке винилового диска. Из небольших динамиков с тихим шуршанием лился нескончаемый поток великолепной музыки, казавшейся мне настолько недосягаемой, что одно время я был уверен, что её доставили на землю инопланетяне. Я плыл по волнам, наскакивая на рифы и попадая в полнейший штиль. Огромные наушники наполняли всего меня чудом музыки, казалось бы, очень далёкой, но на самом деле очень близкой. И я совершенно отчётливо понял, что тоже должен, да нет, просто обязан научиться играть на трубе, вторя любимому исполнителю.

В то время выходить из двора мне было категорически запрещено, но настрой мой был настолько серьёзен, что я, не боясь гнева домочадцев, решительно вышел из ворот, повернул налево, прошёл по переулку, чеканя шаг как на параде, и войдя в здание знаменитой московской музыкальной школы, в простонародье – «Мерзляковки», с порога спросил: «Где тут у вас записывают в трубачи?» Вечером, когда мама пришла с работы, я с гордостью шестилетнего мальчика сообщил, что её просят зайти в музыкальную школу. Трубу, правда, мне по возрасту не дали, но пообещали научить играть на флейте, которая, впрочем, как мне объяснили, тоже является духовым инструментом. Так началась моя, к сожалению, не законченная учёба в известнейшей московской музыкальной школе. Я, как и обещали, выучился игре на блокфлейте. Выступал в концертном зале знаменитой Гнесенки, был отличником на уроках музыки в школе, где, в качестве эксперимента, будущая министр образования разучивала с нами бетховенского «Сурка». Но это уже другая история…

Давно это было…

Давно это было…

– Поезжайте в магазин Лейпциг, там продаются блокфлейты. Покупайте и приходите. «Начнём», – сказали нам, мне и маме, после того как были записаны все мои данные в какой-то большой журнал, а мама написала заявление с прошением принять меня в музыкальную школу.

Дорога в этот, тогда мне неведомый магазин, заняла из центра Москвы какое-то неимоверное количество времени и оставила в памяти неприятные воспоминания. Метро с пересадкой и плотно набитый жёлтый автобус-гармошка марки «Икарус», где мне, шестилетнему мальчишке, отдавили ноги. При поворотах резиновая «гармошка» автобуса ужасно скрипела, а сам автобус приседал на два колеса, норовя пойти вприсядку вместе со всеми пассажирами. Рыба в сумке старушки, сидящей у окна, качала хвостом в такт проезжаемым ямам, а футляр от скрипки на плече стоящего за мной мужчины больно упирался мне в спину.

Путь до магазина с непонятным мне названием «Лейпциг» показалась мне вечностью, а сам магазин с роем покупателей привлек моё внимание только отделом с железной дорогой. Но это совсем другая история.

На стеклянных витринах музыкального отдела расположились музыкальные инструменты. Те, что лежали на верхних полках, я не мог рассмотреть, хоть и стоял на мысочках и даже подпрыгивал. А те, которые были доступны моему шестилетнему взору, были мне неведомы. Кроме, пожалуй, одного, похожего на дудочку из мультфильма про Нильса. Волшебная дудочка, отправившая крысиную армию в море – вот бы и мне такую. Но мы же приехали за флейтой. И каково же было моё изумление, когда мама отошла от прилавка и вручила мне длинную картонную коробку. Я отошёл к столу, чтобы меня не толкнули пробегающие от отдела к отделу покупатели, аккуратно открыл коробку. В ней лежал футляр из бархатистой бумаги, завязанный тоненьким шнурком. Я потянул шнурок.

– Мама, это же дудочка Нильса. А мы приехали за флейтой. Тебе не то дала продавщица. Она мне показалась похожей на Бабу-Ягу.

– Нет, Димуль, это не дудочка, а флейта. Та, на которой ты будешь учиться играть в музыкальной школе.

Знаменитая «Мерзляковка» приняла меня и мою новенькую блокфлейту в свои гостеприимные объятия с радостью и также с радостью, не особо сожалея, проводила через четыре года, приоткрыв мне дверцу в мир музыки и навсегда оставив с моём сердце любовь к духовому оркестру.

Давно это было…

Давно это было…

В музыкальную школу в Мерзляковском переулке я поступил до того, как пошёл в первый класс. И впереди было моё первое Первое сентября, новая школьная жизнь, новые друзья, новые победы и поражения. Но поскольку рос