– Может, с этого? – спросила я.

– Конечно, – ответила Эми. – Мы выложили ее только сегодня, но давайте посмотрим, что у нас тут.

Она опустилась на корточки и отвернула край толстого полиэтилена.

– Ого! Видите, вот здесь? Кто-то объел ей ноги. Надо же, как быстро…

Мы наклонились, чтобы посмотреть.

– Кто мог это сделать? – спросила я. – Крысы?

– Да, могли крысы. Или белки.

– Серьезно? Я думала, белки не едят мясо. Ну или, по крайней мере, не едят людей.

– Я тоже так считала. Но у нас есть видеонаблюдение. – Эми встала и указала на несколько камер на деревянных стойках. – Енотам тоже лучше не доверять. Они вовсе не такие милые, как кажутся.

Эми отряхнула брюки на коленях и жестом показала следовать за ней.

– У меня есть еще один, лежит тут несколько недель. Но он чуть глубже в лесу, в тени.

«В целом не так и ужасно», – подумала я. То ли я уже начала привыкать к запахам, то ли зрелище было таким нереальным и одновременно захватывающим, что я забыла о тошноте.

Однако при нашей следующей остановке мою браваду как ветром сдуло. Я не могла сказать, было тело молодым или старым, мужским или женским, но одно знала точно: оно было огромным.

– Это сильно раздулось, так что будьте осторожны. Может лопнуть в любую минуту, – предупредила Эми.

«Пожалуйста, только не это. Только не это», – взмолилась я про себя. Я слышала, что трупы на поздних стадиях разложения могут «взрываться», и Эми, как мне показалось, только что это подтвердила. Как выяснилось, тела не взрываются в один момент, разлетаясь в клочья; на самом деле кожа трескается медленно, и у тех, кто стоит рядом, есть запас времени, чтобы сбежать без оглядки.

Я подошла ближе, чтобы сделать снимки, стараясь не дышать глубоко. Даже на парковке запах казался почти невыносимым, здесь же он был в тысячу раз хуже. В следующий миг я увидела ком белых личинок, копошащихся на лице трупа. По дороге на Ферму мы шутили, что здорово будет потом перекусить тапиокой, но сейчас эти шутки перестали быть забавными.

Я уже сто раз пожалела, что не надела маску – и не только из-за вони. Был июль, мы находились в Теннесси, и мошкара черными облаками клубилась в воздухе между деревьев.

Мысль о том, что я могу вдохнуть этих крошечных мерзких насекомых, страшно меня нервировала. Сделав вид, что вот-вот чихну, я уткнулась носом в рукав рубашки и подышала сквозь ткань. Подняла голову и посмотрела в синее небо, сосредоточившись на контурах облаков. Надо было любым способом отвлечься от картин, запахов и звуков человеческого разложения.

Почему мошкара, роясь, издает такой звук, будто кто-то жует сандвич с открытым ртом? Я когда-нибудь смогу избавиться от этой вони на своей одежде? И почему тут должно быть так чертовски жарко? Я мечтала о прохладном ветерке. Кому вообще пришла в голову светлая мысль поехать сюда? Ах да – мне.

Не то чтобы я проснулась в один день и подумала: «Я хочу помучить себя максимально изощренным способом». Проект, над которым мы работали, был первым в своем роде и подлинной золотой жилой информации для судебных художников. То, чем мы занимались, могло помочь опознать тысячи тел, похороненных в безымянных могилах, и привнести ясность во множество дел об исчезновениях людей.

Если вы когда-нибудь смотрели «CSI: Место преступления», то, вероятно, считаете, что составление приблизительного портрета – дело несложное. Художник наклеивает на череп кусочки резиновых ластиков, а потом заполняет пространство между ними глиной, воссоздавая лицо. Конечно же портрет получается в точности похожим на оригинал, и жертву сразу опознают.

Если бы только это было так! Хотя череп действительно дает подсказки относительно того, как человек выглядел при жизни, остается масса переменных. И это всегда сводило меня с ума. Стоит мне увидеть человека с необычной внешностью, я не могу удержаться от мысли: «А что происходит у него под кожей? Почему у этой женщины ямочка на одной щеке, а на другой нет? Почему у нее такая складка на веке? Почему правый глаз расположен выше левого? Она родилась с этим носом или тут поработал пластический хирург?»

В идеальном мире я нашла бы ответы в коллекции снимков – черепов и лиц, им соответствующих, – но практического способа составить ее не существует. Судебный художник может проверить точность своих предположений, если происходит опознание, но у нас нет возможности делиться информацией друг с другом. Как только у черепа появляется имя, с ним появляются и права – принадлежащие после смерти членам семьи. Художникам требуются реальные примеры для сравнения и обучения, но мы не можем получить их без разрешения родственников. А как попросить об этом скорбящих?

Ответ пришел ко мне после прочтения книги судебного антрополога Уильяма Басса «Акр смерти». Я подумывала пожертвовать свое тело в интересах науки, а что может быть лучшим выбором, чем Ферма Трупов? Заполняя онлайн-форму на сайте, я обратила внимание, что там запрашивается фотография с водительских прав. Я поморгала, чтобы убедиться, что зрение меня не обманывает. Фотографии! На Ферме Трупов были снимки доноров! К тому же они сами передали Институту права на свои тела, так что их можно было использовать для исследований.

Я до того разволновалась, что у меня мутилось в глазах, а в мозгу уже начал строиться план: «Я соберу команду, и мы поедем туда. Изучим каждый череп и получим все фотографии, которые у них есть. Сможем прояснить множество вещей, и о наших открытиях будут знать все судебные художники!»

Я представляла себе занятия по лицевой аппроксимации в Академии ФБР и каталоги, которыми смогут пользоваться специалисты. Может, даже онлайновую базу данных 3D-моделей черепов. Возможности казались мне безграничными, и вместе с ростом числа тел на Ферме Трупов возрастал и мой энтузиазм.

За последние годы я навидалась ужасов вроде места падения самолета и успела понять, что «размазать мозги по стенам» не всегда бывает эвфемизмом. О таком меня не предупреждали при собеседовании на работу и, наверное, правильно сделали, потому что я запросто дала бы задний ход. Но теперь я могла смотреть на отрезанные головы, поедая клюквенный маффин, и не испытывать никакого дискомфорта.

– Почему ты выбрала эту работу? – Мне часто задают этот вопрос, и я вовсе не хочу сбить человека с толку, когда отвечаю, что это произошло… само собой.

Я прошла долгий путь, сначала поступив в армию, а потом годами перебиваясь на подработках, чтобы получить диплом.