И вот, размышляя о ней, я и не заметил, как уже нахожусь в самой богоотчужденности и вижу что-то такое, что превышает всякую мою мысль и всякое мое слово! Я вижу богоотчужденность как серый бурный ураган, несущийся с быстротою молнии. Ураган, объемлющий людей и даже животных, время и пространство. С необыкновенной силой поднимающий космическую грешную тварную сущность в невообразимую высь и беспощадно, как какую-нибудь пыль, крутящий ее и снова низвергающий в бездну, где лежит связанный узами тоски и скованный страшными цепями отчаяния и варится в собственном соку невыразимых мучений диавол со своими полчищами. Я с великим плачем рассматриваю этот ужаснейший ураган и сознаю, что он есть абсолютное изживание и изничтожение грешниками, в невообразимых страданиях и страшнейших душевных и телесных муках, греха, – злобы. Теперь только я понимаю и значение вечных мук. О, какое же величайшее значение имеют адские муки в боговселенском деле Господа!

Так размышляя, я слышу совершенно не передаваемый ни словом, ни тем более пером смертельный и ужасный стон, рев, плач всех грешников, находящихся в сей богоотчужденности. И этот жуткий вопль молитвенно несется из сердечных недр грешников к Триипостасному Богу! Страшно! При виде [воющих грешников] все мое существо переполняется невыразимым чувством жалости к ним. И вот я чувствую, что слезы сострадания душат меня, и я еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться! О, злоба, злоба, думаю я, как же невообразимо мучительно грешная тварь из-за тебя страдает, чтобы страданиями изжить, сжечь, испепелить и совершенно уничтожить тебя! Так я сквозь слезы говорю сам себе.

Вдруг перед моими очами появляются два грешника, которые были близки мне по Нерчинской каторге. Они такие грустные, такие прискорбные, что я подобных им несчастных людей никогда и нигде не встречал. Они мне говорят: «Ты ли тот бывший наш друг и любимец?»

Я: Точно, узнаю вас, мои друзья!

Они: Ах, хоть с тобой поделимся нашими невыносимыми скорбями!

Я: Готов внимать вам.

Они: Участь наша беспросветна здесь.

Я: Сочувствую вам.

Они: Будет ли когда-нибудь нашим мукам конец? Ведь уж целая вечность прошла, а мы не видим конца.

Я: Будет конец, ибо Христос в одной Своей руке держит правосудие Божие, а в другой – Свою Голгофу, а последняя бесконечно больше и богаче по содержанию Его правосудия.

Грешники, слыша это, даже подпрыгнули от радости и, подняв очи вверх, изо всех сил закричали: «Христос, надежда наша, Христос, свет наш, Христос, спасение наше! Оглянись на нас, страждущих, и спаси нас!»

Слыша это, и остальные грешники, как эти двое, молитвенно вопят Христу. Они все, точно хором, подхватили их молитву и как бы одними устами возопили: «Христос, надежда наша, Христос, свет наш, Христос, спасение наше, оглянись на нас, страждущих, и спаси всех нас».

И много времени они так вопят к Господу. И эхо этой молитвы с необыкновенной силой раскатывается по [безднам] богоотчужденности!

И я тотчас от радости чувствую, как прерывается мое созерцание, и я чувствую сильную слабость. После этого я провожу ночь тревожно, ибо никак не могу удержаться от слез, и не молить, и не умолять Господа, чтобы Он скорее помиловал их и вывел всех грешников из богоотчужденности в Царство Свое вечное.

2 сентября. [Мучения бывших епископов]

Сегодня утром я опять направляю свои стопы на прежнее место в лес. И снова чувствую в себе созерцательную силу, которая быстро несет мой дух в ту же богоотчужденность, так что я не успеваю даже перевести дух, как уже ощущаю себя внутри нее! Здесь я уже вижу богоотчужденность в виде сгущенного, страшно волнующегося океана какого-то синего зловоннейшего и отвратительнейшего газа. В нем я также вижу бесчисленнейшее множество людей и других разумных существ, некогда живших на других планетах мировой действительности. Все они задыхаются от этого таинственного газа, надуваются им, лопаются от него и тотчас снова срастаются: и так беспрерывно.

Не отрывая от них глаз, я, к своему удивлению, вижу, как весь этот безбрежный океан газообразного невещественного вещества со всеми в нем находящимися грешниками превращается в страшнейший вулкан, который с необыкновенным шумом и грохотом [извергается]. Из одного близко находящегося от меня клочка газа вдруг трое высовывают свои страшные головы и вопят мне: «Узнаешь ли нас?» «Да», – со слезами отвечаю им.

Они: Мы все трое – епископы.

Я: Знаю, знаю.

Они: Здесь мы изживаем и уничтожаем в себе грех ненависти. С того дня как мы осуждены сюда, прошло, по нашему мнению, целая вечность.

Я: Чувствуете ли когда-нибудь хоть маленькое облегчение?

Они: Только когда пламенно молимся Триипостасному Богу.

Потом, удивленно глядя на меня, они опять спрашивают: «Ты находишься тоже здесь?»

Я: Может быть, и буду здесь, но теперь я только созерцаю вас.

Не отрывая от этих трех грешников свои взоры, я вижу, как уже оцеплен целыми сотнями тысяч подобных грешников. Они все как бы превращаются в одно внимание, желая слышать меня.

Один из них спрашивает меня: «Будет ли конец мучению?» Я, исполненный жалости, отвечаю: «Молитесь Господу Иисусу Христу, ибо в Его власти миловать и наказывать вас!»

Они: О, Господи Иисусе Христе, да Ты хоть один раз оглянись на нас Своим святым взором, и мы будем спасены!

Я: Бывает ли вам когда-нибудь облегчение?

Они: Бывает, но лишь тогда, когда мы, от избытка переживаемых мук, молим Отца, Сына и Святого Духа; когда мы с великим плачем каемся в грехах перед Богом и просим Его, чтобы Он смилостивился над нами и пощадил нас.

Я: Не отчаивайтесь, но всегда обращайтесь ко Христу, и Он непременно спасет вас!

Они: О, мы готовы еще больше того страдать, только бы Он простил нам наше нанесенное Ему страшное оскорбление.

Я: О, велик и превелик Бог христианский!

Они: О, Господи! О, Христос! О, Бог наш! Спаси нас, спаси нас.

За сими молитвенными словами грешников, обращенных ко Христу, я слышу, как и