class="p1">Я подхожу к двери. Он окликает меня: 
— Ир, ты помнишь?
 — Что? — спрашиваю я. — Ты когда приедешь в Улан-Удэ, я тебе всё-всё-всё покажу. Я тебя свожу, куда захочешь. Знаешь, какой у нас дацан? Ты же мне свой собор показала. Я тебе дацан покажу. Помнишь? У тебя теперь в Улан-Удэ есть я! Я помню.
 Вся карта России у меня на стене утыкана флажками, где меня ждут.
 На Улан-Удэ большой флажок. Там меня очень-очень ждут. И я обязательно приеду.
 * * *
 — Я вместе с вами выйду на улицу, — говорит вахтёрша. — Закрою калитку.
 Я выхожу. И за моей спиной остаются Артур. Никита. Лёша-мумия. Валерий. Володя. Олег. И их ангелы-хранители с опалёнными крыльями. И их сегодняшние ангелы-хранители, не спящие ночами. Делающие операции нон-стоп. Чтоб мужики возвращались в ту жизнь, где вместо протезов — ноги. И где крепкие мужские рукопожатия, а не культи. Если есть хоть один шанс.
 Если есть хоть один шанс, эти ангелы-хранители делают всё, что можно.
 Хлопает калитка. И я снова спешу в свою обычную жизнь. Где дети. Уроки. Ужин. И где за каждую минуту своего мира я благодарю тех, кто по ту сторону калитки бьётся за мой мир.
   Александр из Новосибирска
  — Господи, Боже Великий, Царю Безначальный! Пошли, Господи, Архангела Твоего Михаила на помощь рабам Твоим! О, Господень Михаиле Архангеле! Демонов сокрушитель! Запрети всем врагам, борющимся со мною, и сотвори их яко овцы, и смири их злобные сердца, и сокруши их, яко прах перед лицем ветра.
 Я захожу в палату и слышу молитву архангелу Михаилу.
 Я знаю её наизусть. Это наша семейная молитва. Это моя личная молитва. Я родилась в день Михаила-архангела. Родилась бы мальчиком — была бы Михаилом.
 Молитва звучит из планшета. Я смотрю на паренька, что держит гаджет. Молодой совсем. Длиннющий. С фигурой греческого бога.
 Бог ранен. Полулежит-полусидит на высоких подушках. Держит планшет одной рукой. Второй — нет. На шее, на золотой цепочке, серебряная подвеска. Крупная, как медаль.
 — Фильм смотришь?
 — Нет, — говорит парень. — Сводки с фронта.
 Палату наполняет голос батюшки из планшета. И все остальные голоса стихают.
 — О, Господень Великий Архангеле Михаиле! Шестокрылатых первый княже и воеводо небесных сил — Херувимов и Серафимов. О, угодный Михаиле Архангеле, буди ми помощник во всех обидах, в скорбях, печалях; в пустынях, на распутьях, на реках и на морях — тихое пристанище. Избави мя, Великий Михаиле Архангеле, от всяких прелестей диавольских, егда услыша нас грешных, молящихся тебе и призывающих имя твоё святое: ускори на помощь нам и услыши молитву нашу.
 Я делаю шаг к парню. Тот охотно поворачивает планшет ко мне. Мы смотрим вместе: рота стоит на коленях в снегу; батюшка возносит руки к небу; рядом — командир, он повторяет одними губами слова молитвы.
 Над миром несётся:
 — О, великий Архангеле Михаиле! Победи вся противящееся мне силою Честнаго и Животворящаго Небеснаго Креста Господня, молитвами Пресвятыя Богородицы и святых апостолов, святаго пророка Божия Илии, святителя Николая Чудотворца, святаго Андреа юродиваго, святых великомучеников Никиты и Евстафия, преподобных отец и святых святителей, мучеников и всех святых Небесных сил. Аминь!
 Молитва заканчивается. Воины встают с колен. Отряхивают снег.
 Командир стоит рядом с батюшкой. Смотрит на роту. Говорит:
 — Братва! Мне нужна злость! Мне нужна дерзость. Мне нужна стремительность. Нам нужна Победа!
 Я слышу голос командира — в нем есть и жёсткость, и отцовская любовь.
 Батюшка крестит воинов:
 — Благословение Господе буди на всех вас! Мужайтесь, да укрепится сердце ваше! Да уповайте на Господа!
 Видео заканчивается.
 — Поработаете со мной? — спрашивает парень.
 Я киваю.
 — Я не знаю, что должно стать переломом, — размышляет вслух парень. Чувствуется, что он ещё там. Он там всей душой. — Не знаю, что должно подвести нас к Победе. К окончанию войны. Многие говорят, что окончательное взятие Авдеевки. Возьмём, и тогда станет понятно — победили!
 Я молчу, ибо тоже ещё там. На снежном поле. С русскими воинами, охраняемыми Михаилом-архангелом. В окружении Херувимов и Серафимов.
 — Ну да, мы взяли Авдеевку. Но там ещё есть химзавод, где они сидят. И когда удастся взять его, и окончательно зачистить Авдеевку… наверное, тогда и будет понятно — скоро Победа.
 Парень снимает футболку. Кивает мне: готов. Я смотрю на татуировку на рёбрах. Что-то на латыни.
 — Как тебя зовут?
 — Александр.
 — Саш, я Ира. Что здесь написано? — я провожу пальцем по рёбрам.
 — Сила приходит через мучения, — говорит Саша. Замолкает. Продолжает после паузы: — Имей мужество жить. Вставай с колен. Иди к своей цели.
 — Откуда это?
 — Сам придумал. Когда выбрал жить, а не умирать.
 — Здесь набил?
 — Не в этом госпитале. Но да, в госпитальные времена. У меня нет бессмысленных татуировок ради красоты. Всё выстрадано.
 — Когда получил ранение?
 — В марте двадцать второго. Скоро два года как. Врачи меня по частям собрали. Очень грамотно всё у них получилось. Тогда мало кто верил, что я выживу. Неделя в коме. Трахеостома. Руки-ноги перебиты. Осколками вырваны куски мышц по всему телу. Тридцать восемь операций. Никто не верил, что мне сохранят руку.
 Рука у Саши левая. Справа — культя, сантиметров пятнадцать от плеча. Я начинаю мягко работать с грудной клеткой. Повсюду шрамы, швы, спайки.
 Саша закрывает глаза.
 — Как ранило, Саш? — спрашиваю я.
 — Я воевал в составе ДШРГ. Зашли в тыл врага. Несколько дней там были. На нас шла охота. И вот, видишь, накрыли, — говорит он ровно, не открывая глаз.
 Долго молчит. А потом продолжает рассказ:
 — Это было 18 марта 2022 года, ночью я ходил в караул на посту. Думаю, нас списала диверсионно-разведывательная группа ВСУ. И скорректировали артиллерийский удар по нам.
 Удар был в районе девяти-десяти утра. Я минут за десять до этого проснулся, думаю: надо позавтракать, кофе попить. Пошёл руки мыть. Помыл. Начался резкий артобстрел. По нам работали «Грады». Первая ракета упала метрах в двадцати. Мы с товарищем начали резко отбегать назад, за технику. Я собрался в спасательную капсулу. Только отбежали, и в угол техники, где мы находились, был прилёт ракеты. Меня сильно ранило, осколками перебило, а товарища моего, который передо мной стоял, убило. Он сразу упал — и всё. Позывной «Сибирь» был у него. Я лежал на земле. Сначала сознание потерял, а потом пришёл в себя, понял, что я пока живой, и начал кричать: «Бэби — триста! Тяжёлый, нужна эвакуация!» Сам я помощь оказать себе не мог. Ко мне подбежал Турист, замкомгруппы. Начал меня эвакуировать — делал всё, чтоб мне