Узнав об этом, мальчики, юноши и иных возрастов особи мужского полу входили в такую ажиотацию, что доставали не только мимозу, но даже флоксы.

В общем, Галина купалась в любви и отрезвил её только папа Либерман. Он провел с ней часовую беседу, из которой Галя вынесла многое. Ох, не глупа была Галя, далеко не глупа.

Так и появился мальчик Андрей. Ставший мужем и отцом.

Вот такой стала спокойной, домовитой, тихой, но с твердыми принципами Галина Приклонская.

Но крики из комнаты Галины доносились. Из чего следовало сделать вывод – секс в СССР все-таки имеет место быть.

* * *

Часть кухни занимал дядя Тимоша. Он был инвалидом Первой Мировой, попав на фронт в 18 лет и через 2 месяца потерял ногу. Получил медаль из рук Императрицы Александры и деревянный протез.

Выучился Тимоша на нужного во все времена человека – сапожника. И стал хорошим, можно сказать блестящим мастером. Жил он с женой Машей ладно. Машу почти не поколачивал, но, как каждый сапожник, конечно выпивал. Марку гильдии нужно было поддерживать.

Тимоша (Иван Тимофеевич) целый день сидел на табуреточке у окна кухни и стучал, делая набойки, союзки, меняя подошвы, а очень редко и из материала заказчика – ладил или строил сапоги офицерские. Дело это было сложное и уж только в виде особенного одолжения этот заказ Тимоше можно было навязать.

Кстати, медаль государыни-императрицы дальновидная тетя Маша, жена Тимоши, в страшные 1937-е годы выбросила на помойку, что находилась в торце их барака на 1-м Самотечном. Тимоша же, если можно так сказать про беспартийного, колебался вместе с партией и её линией. В общем, то он требовал повышенной пенсии по инвалидности. Как потерявший ногу в войне. Какой – он уже умалчивал. То, когда ему разъяснили, что война была империалистическая и воевал он за класс буржуев и помещиков, он затихал и пытался вернуть почему-то в больницу Склифосовского свой протез, выданный ему лично Императрицей, угнетательницей, как оказалось, рабочего класса.

Но все оканчивалось тем, что верная жена его Маша приносила чекушку и все устаканивалось.

* * *

Как мы видим, все жильцы – с особенностями. Разными, но тем не менее.

Ещё одна жиличка, занимающая комнату в коммуналке, звалась Анной Левенсон. В школе её дразнили «рыжая», в институте Гнесиных её звали «логарифм» за математические познания. А друг её (правда тогда ещё своих мальчиков друзьями не называли) звал просто «веснушка».

Анна обладала «характером нордичесим, к врагам Рейха беспощадная» («17 мгновений весны»), то есть никому ничего не спускала, уж если что заслужила – отдай, не греши. Спорщицей была необыкновенной и только на занятиях марксизма-ленинизма молчала, читая английский детектив. Она бы и тут ринулась в бой, но вспоминала наставления всего клана Левенсон и свою им клятву – молчала честно. На экзаменах всегда получала пятерки.

Так вот, в обыденной жизни у «веснушки» были особенности. Например. Например, умываться в ванную она шла всегда только в трусиках. Дора Семеновна сдала позиции сразу, как только Анна все объяснила ей про неё, Дору, про её семью и всех её мужей. Произнесено все было на чистейшем идиш с немецкими дурными словами.

– Деточка, откуда у тебя такой идиш. Только в Варшаве я слышала эту золотую речь. Но это было до эпохи эмпириокритицизма.

– От папы и мамы, тетя Дора. В общем, дайте мне жить в единении с природой моего тела и мнениями моей души, ву ферштеен?

Дора энергично кивала в ответ и быстренько ретировалась в свою комнату.

Иначе все произошло с Тимошей. Он вставал рано и тихонько набивал набойки, крепко придерживая блестящую от долгой работы «лапу». Тимоша ногу-то потерял, но на самом деле был мужик ещё крепкий и совсем даже не старый. Дефиле Анны безо всего он воспринимал с пониманием и часто, оглянувшись – нет ли Маши – произносил одно и то же:

«Розы Чаира

В кустах расцветают,

Чувства в грудях

У меня набухают».

Кончилось все для Тимоши совершенно неожиданно. Просто однажды, когда Анька проходила мимо рабочего места Ивана Тимофеича, на его тирады она, вытирая капли воды на умопомрачительных выпуклостях, сказала с акцентом марьинорощинских девчонок:

– Тимоша, хватит трепаться. Чекушку в карман и ко мне через 30 минут. Что – слабо, а?

– Да я, да мы, да… – задохнулся Тимоша и через 30 минут, стараясь не скрипеть протезом, появился в комнате Анны.

Был полумрак. На полу расстелен ковер иранского происхождения. Посредине ковра в полной обнаженности тела сидела Анна в позе лотоса. По бокам горели свечи.

Тимоша онемел от происходящего, а когда услышал голос Аньки, то просто растерялся. Как дворовый пацан, которого неожиданно поймали у щели в женском туалете. Анна четко выговаривая каждую фразу, вдруг произнесла:

А ну,

Доставай из

Широких штанин

Дубликатом

Бесценного

Груза

Свой

член.

Ведь ты

Гражданин

Советского

Союза.

– Ань, да ты чё, – забормотал растерявшийся Тимоша, – ну чё так сразу. Давай по граммуличке, я принес. Да на кровати, оно лучшеé.

– А ну, – вдруг произнесла Анна страшным шепотом, легко вскочила и медленно стала наступать на Тимофеича. Совершенно, как мы отметили, голая. – Я тебе сейчас, охальнику, это дело вырву, – и заорала – Во-о-о-н!

Тимоша выбил дверь. Вылетел прямо в объятья Доры и Галины и только это спасло его от увечья.

Теперь Анечка по утрам ходила в ванну на утренний помыв полностью нагишом. Из одежды на ней были только веснушки.

Тимоша же лежал два дня пластом. Потом был вызван батюшка (подпольный, так как в СССР религии не было) и произведено соответствующее действие против духов зла, которые могла навлечь на Тимошу носительница другой конфессии.

С тех пор Аня ходила по утренней квартире в совершенном неглиже, Тимоша опускал глаза всякий раз да промахивался – вместо набойки садил себе по пальцам.

Жизнь шла своим чередом. Не забывать «отоварить» карточки (по 5 талону дают мясо). Отметить, чья очередь подметать коридор да Тимоше в очередной раз воткнуть:

– Не ссы, мил друг, мимо унитаза.

Это очень любила делать Дора. Она получила очередной знак победителя соцсоревнования СМУ-5 Горжилстроя и могла бы уже по совокупности грамот, вымпелов и значков претендовать и на орден какой-ништо. Например, «Трудового Красного Знамени». Увы, увы, народ несправедлив. Так и уйдет Дора Семеновна на заслуженный отдых без ордена. А орден