Хочу припасть к твоим стопам,

Тебе замены равноценной

Не суждено найти всем нам!

Не зря почти ровесник века,

Хранитель многих тайн и драм…

Где вы найдете человека,

Который столько видел сам?!

При жизни ставшей раритетом,

Все испытав и все познав,

Ты равнодушна к пиетету,

Всем по достоинству воздав.

Какое зарево пожарищ

Над жизнью, словно смерч, взвилось!

От тех, кого зовут «товарищ»,

Хлебнуть взахлеб тебе пришлось:

ежовщина, война, блокада,

Когда боишься стука в дверь,

Измерить муки Ленинграда

Нам не дано еще теперь.

В уме, отнюдь не стариковском,

Ты держишь всех – гуртом и врозь,

И Собчаков, и Березовских —

Ты видишь каждого насквозь.

Но в сердце нет ожесточенья,

Открыта правде и добру,

И в этот светлый день рожденья

Пришелся каждый ко двору.

Знатна своими пирогами,

Что так охоч до них народ,

А там, глядишь, не за горами

И девяносто третий год!

Так будь же счастлива, Сонюра,

В кругу друзей, в кругу родни,

А смерть – она такая дура,

Что ты взашей ее гони!

24 ноября 1996 г.[177]

Нине Борисовне Паркаевой —

директору школы,

преподавателю русского языка

и литературы

Живя в эпоху запустенья,

Глухих и беспросветных дней,

Найти свое предназначенье,

Поверьте, во сто крат трудней!

Но жив российский наш учитель,

Извечный сеятель добра,

И хоть скромна его обитель,

Он светел так же, как вчера.

Когда вокруг бушуют страсти,

Что всех шекспировских сильней,

Как уберечь от злой напасти

И души, и тела детей?!

Их повернуть к добру и свету,

Изгнать из детских глаз печаль

Подвластно лишь тому, кто это

Изведал сам и смотрит вдаль.

Тащить такую колымагу,

Казалось, впору мужикам,

Но разве сыщешь бедолагу,

Который впрягся б в это сам?!

Но вот пришла одна волжанка —

И ум, и стать, скажу я вам, —

И в школу, словно в божий храм,

Стеклись дворовые подранки.

Какие же нужны силенки

И сколько сердца им отдать,

Чтоб душу каждого ребенка

И отогреть, и распознать?!

Всего в избытке в нашей Нине,

Ну что ей можно пожелать?

Всегда такой быть, как и ныне,

Бороться, жить и побеждать!

Надежде Феодосиевне Смирновой

В годину тяжких испытаний

Я встретил Вас, мой верный друг.

Как воплощенье всех мечтаний,

Вошли Вы в наш семейный круг.

Как Вы смогли сквозь эти годы,

Пройдя кольцо безмерных мук,

Все сохранить – и блеск породы,

И обаянье женских рук!

Полны Вы грации и силы

И, как в девичестве, стройны,

Все в Вас пленительно и мило,

Глаза умом озарены.

Еще не сгинуло дворянство,

Коль на Руси еще живы,

Замешаны на вольтерьянстве

Такие женщины, как Вы!

Май 1979 г.

Надежда Феодосиевна Смирнова (урожденная Лихарева), 1912 года рождения, няня моего сына. Вот бесхитростный рассказ Надежды Феодосиевны об истории ее семьи, записанный мною в семидесятые годы.

Родоначальник семьи со стороны отца – татарин. За успешное единоборство с медведем татарин при Иоанне Грозном был крещен. Наречен Иван Лихарь и получил дворянство. Отсюда и пошли возведенные в дворянство Лихаревы.

Отец Надежды Феодосиевны, Лихарев Феодосий Николаевич, потомственный дворянин, сирота, воспитывался в кадетском корпусе, полковник-артиллерист русской Армии. Участвовал в русско-турецкой, русско-японской и первой германской войнах. Награжден многими боевыми русскими орденами. Женат был на Дагмаре Ивановне Кольк (по матери Мирбах), немке с примесью польской крови, 1882 года рождения. Дагмара Ивановна преподавала иностранные языки. От брака родились двое детей – Надежда 1912 года и Андрей 1913 года. Кроме того, у Дагмары Ивановны от первого брака был сын Иван Федорович Зейферт, на семь лет старше Надежды Феодосиевны.

К началу революции семья находилась в Витебской губернии, жила в усадьбе, оставшейся от деда со стороны матери, расположенной неподалеку от Витебска. Семья занималась сельским хозяйством. Отец перешел на службу в Красную Армию и заведовал в Витебске продовольственным складом. Не давал разворовывать продукты, за что многие точили на него нож. Жене его так и сказали: по какому бы поводу его ни арестовали, его расстреляют. Феодосий Николаевич имел возможность уехать за границу, но отказался, сказав, что не может бросить жену с тремя детьми. Феодосия Николаевича арестовали и отправили в Смоленск, где и расстреляли. Мать Надежды Феодосиевны пыталась навести справки о судьбе мужа. Ей объявили, что муж расстрелян, причем как и другим женщинам, ставшим вдовами, сказали: «Ваши мужья ни в чем не виноваты, но если не перестанете ходить, вам будет плохо».

Осиротевшая семья продолжала жить в усадьбе, занималась сельским хозяйством, держала две коровы. В самый покос в усадьбу приехали чекисты и объявили: «Даем вам три часа на сборы, вы должны уехать за Волгу». Посадили на подводу и увезли семью в Витебск, а оттуда за Волгу. Мать с детьми поселилась в Покровске (впоследствии Энгельс).

Одна из сестер матери, Эльфрида, вышла замуж за коммуниста Луку Степановича Мороза, украинца по национальности. Через Калинина он выхлопотал семье золовки «прощение» и увез ее из Покровска. Возможно, это и спасло семью, так как вскоре в Поволжье разразился страшный голод. Семья вновь поселилась в усадьбе в Витебской губернии и несколько лет занималась сельским хозяйством. Была полностью бесправна, у нее забирали все, на что кто-то из местных жителей положил глаз. Даже когда уезжали, вспоминала Надежда Феодосиевна, с подводы сняли зеркало. Уехали в один из городков Витебской губернии, где мать преподавала в школе иностранные языки.

Старший сын от первого брака Иван Зейферт учился в Ленинграде в Политехническом институте. Его не вычистили, так как дед, миллионер Зейферт, в начале революции пожертвовал советской власти свое состояние. Брат Иван взял к себе в Ленинград сестру Надежду, где она и окончила среднюю школу. Перебрались в Ленинград и мать с сыном Андреем. В 1933 году Надежда Феодосиевна вышла замуж, в 1934 г. у нее родился сын, тоже Андрей.

В 1941 году Дагмара Ивановна поехала к сестре Эльфриде в Витебск, где ее и застала война. Надежда