Между тем, погода становилась всё хуже. Сказывалось, конечно, что судно шло порожнем. С грузом осадка и носом, и кормой одинакова, по десять метров, и пароходу никакой шторм не страшен. А в балласте носом судно сидит в воде всего на два метра, кормой – на пять. Сначала начало валять с борта на борт, приятного в этом мало, всё пришлось крепить заново, работать в таких условиях невозможно, потом волна зашла с кормы, и её начало подбрасывать в воздух. При этом на несколько секунд оголялся гребной винт и пару раз на полном ходу даже останавливался главный двигатель – срабатывал предельный регулятор оборотов.

Мария, к счастью, оказалась отличным моряком: не укачивалась совершенно. Но мостик, удалённый от киля на пятьдесят метров вверх, во время качки пустого судна так мотало и подбрасывало, что и за борт улететь было недолго. Приходилось держаться за поручни изо всех сил. Некогда укачиваться. В шторм даже вахтенный журнал заполнять трудно. А когда она спустилась в каюту после вахты, то ужаснулась. Шкаф был распахнут, дверцу сорвало с петель. Перевёрнутое кресло ездило взад и вперёд, ломая собственные ножки.

Выехал выдвижной ящик письменного стола, на палубе в беспорядке гонялись друг за другом карандаши, линейки, книги, осколки чашки, забытой на столе. Угрожающе шатался плохо закреплённый холодильник. В душе, гремели и носились из угла в угол средства гигиены и пустое ведро. Мария даже задумалась: сейчас убирать, или подождать до порта. До Галифакса оставалось всего триста миль – сутки полного хода, но скорость в шторм упала почти вдвое.

«Пойду обедать. Проголодалась!».

На камбузе тоже боролись с качкой. Плиты были огорожены специальными планками из нержавейки, но из большой кастрюли переливался на плиту суп. В кают-компании на столах были подняты специальные бортики, а сами столы накрыты влажными скатертями. Все солонки, перечницы и кетчупы были убраны вовсе. Людей не было никого, кроме Валерки, балансирующего тарелкой с супом, держа её пальцами левой руки, как пиалу с горячим чаем.

– Мария, если будешь есть суп, наливай пол тарелки, не больше. А если практики нет, лучше обойтись салатом с мясом. Какая скорость сейчас?

– Семь с половиной. Но последнее время растёт. Завтра вечером должны прийти.

– Спала ночью нормально?

– Ты что, издеваешься? Меня швыряло по кровати, как резиновый мячик. А в каюте сейчас, как после землетрясения.

– Ладно, поешь, я тебе помогу порядок навести. Всё равно работать сегодня невозможно.

Глава 16

Поздний ужин друзей-любовников

В шесть утра снизили обороты главного двигателя, а к восьми судно уже стояло на якоре. Грузоотправитель решил всю пшеницу погрузить здесь, в Галифаксе, и очень быстро. Но к элеватору пароход поставят только после приёмки грузовых трюмов комиссией.

В бухте было спокойно. Матросы открыли трюма для инспекции, а Валера поднялся на мостик. Мария сидела в высоченном, «капитанском» кресле с толстой книгой в руках.

– Это что за талмуд, Мария?

– Лоция, первый том. Все порты всех стран мира. Описание, подробная характеристика, глубины, причалы, импорт, экспорт, крановое хозяйство, портовые правила. Маяки и другие ориентиры на берегу, сигналы, в общем – всё, всё, всё.

– На английском?

– А на каком же? Официально признанный морской язык. Но язык простой. Легко читается. Ты сможешь прочесть.

– Мне не нужно, да и некогда.

– Я просто подумала, что ты очень умный. Ты мог бы уже быть капитаном.

– Может быть. Мастер внизу?

– Пошёл погоны надевать. К десяти комиссия приедет, а в девять – агент.

– А ты что в лоции вычитала?

– Так, нашла кое-что интересное про Галифакс. Я позже выпишу и покажу тебе.

– Мария, ты на меня не сердишься? Я тебе мало внимания уделяю. Но мне Мастер сказал, чтобы держался от тебя подальше.

– Конечно, нет. И на капитана – тоже. Вы ведь оба хотите, как лучше. Ты не думай об этом. Я пришла сюда работать. А в Лас Пальмасе мы были, как туристы. Там нас никто не знал. И я ни о чём не жалею. У нас в Панаме на это смотрят проще. Не переживай так.

– Я и не переживаю, наоборот, хотел тебе сказать, что уже очень соскучился. И если швартовки ночью не будет, то это надо отпраздновать. Сдашь вахту, и в двенадцать ночи встретимся у тебя в каюте.

– Лера! Я тоже уже соскучилась! Сегодня буду весь день спать, зато ночью…

– Договорились. Я побежал. Да, мы совсем забросили испанский. Ночью я возьму фломастер, и буду писать, где у нас рука, нога, грудь!

Но для начала, приняв душ в собственной каюте, Валера оделся в робу отечественного производителя, которая была хороша большими накладными карманами, накинул нейлоновую куртку и пошёл проверять морозильные камеры. Наглеть не наглел, но стол накрыть получилось. Французский сыр, который нравился Марии, чёрные греческие маслины, сервелат, виноград. Тостовый хлеб он обжарил уже ночью, намазал тонким слоем масла. После того, как второй помощник ушёл менять Марию, Валера отключил светильник возле её двери, создав в коридоре полумрак.

Через пять минут появилась и его подруга.

– Секс или кекс? – спросил Валерий, откидывая полотняную салфетку, закрывавшую закуски. Откупоренная бутылочка коньяка из Одессы, купленная «на всякий случай» уже стояла на столе. Случай был удачный: рейдовая, необременительная вахта, спокойное море, никого вокруг, и дверь на замке.

– Амор, – ответила Мария. – Я выбираю любовь.

И была любовь, и нежная, и страстная, и в постели, и в душе, и даже на комоде, который Валерка заметил ещё в первый день. А потом они выпили по рюмке, восстановили силы и валялись на кровати, любуясь друг другом.

– Валера, а кто у тебя в семье был рыжим?

– Мама. Но у неё рыжина была красивая, а меня в школе дразнили – «Рыжий, рыжий, конопатый».

– Ты тоже красивый. И бородка твоя мне нравится. Барбита, называется. Ту эрэс эль барбудо. Ты – бородач.

– А у тебя папа из Панамы?

– Да. Он раньше был штурманом дальнего плавания, старпомом, но когда женился на маме, остался с ней. Сначала учился на лоцмана, потом младшим лоцманом работал, теперь уже давно самостоятельно. Я тоже хочу лоцманом быть.

– А кто темнее, мама?

– Мама. Она такая же, как я. А папа – светлее. Ты его