Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 66

Таким образом, случилось так, что члены парламента, пришедшие занять свои места в палате общин 6 декабря, обнаружили подходы к зданию под охраной не дружески настроенных к ним добровольцев-горожан, а двух полков внушавшей страх армии.

Наверху лестницы, ведущей в здание парламента, стоял полковник Прайд. Ходили слухи, что он начал свою жизнь найденышем, оставленным в церковном приходе Сент-Брайд (отсюда и его фамилия), и в юности работал ломовым извозчиком у пивовара. О его происхождении точно ничего не известно, но к 1648 г. он стал офицером и человеком благородного происхождения с приличной внешностью и культурными манерами. Стоя у входа в парламент со шляпой в руке, он вежливо осведомлялся об имени каждого его члена по мере их прибытия. То, что происходило дальше, не всегда было в вежливой форме. Имя сверялось со списком, и если человек был одним из тех, кто был отмечен в нем как противник армии, то его не пускали. Во избежание ошибок рядом с полковником Прайдом стоял лорд Грей Гроуби, «ухмыляющийся карлик», как его недобро называли, для опознания членов парламента. Он сам был членом палаты общин с момента ее первого созыва в 1640 г. и последовательным сторонником армии.

Некоторых исключенных членов парламента отправили домой, но 41 человек, включая словоохотливого Уильяма Принна, был задержан; эти люди весь день и всю последующую ночь провели в большом подвальном помещении, известном как «ад». Но оказалось, в этом месте, где царит не адский жар, а ледяная стужа. На улице был пронизывающий холод, шел дождь со снегом, и пленники, вынужденные сидеть на корточках или спать на голых лавках или продуваемом сквозняком полу, горько сетовали на такое с ними обращение. На следующий день их разместили в более подходящих условиях – двух вестминстерских тавернах, откуда мало-помалу за последующие недели большинство из них были освобождены.

Некоторые члены парламента, предупрежденные о происходящем, не пришли в палату. Двое – Джон Бирч и Эдвард Стивенс – благодаря организационной ошибке сумели занять свои места. Но когда они неосторожно выглянули из дверей, чтобы посмотреть, что происходит, люди Прайда перетащили их через порог, оглохнув от их пронзительных криков: «Особое право! Особое право!» Оставшиеся в палате общин послали протест Ферфаксу с требованием освободить их коллег, но это был формальный шаг, так как палата теперь состояла только из сторонников армии. Один роялист с издевкой назвал их «маленьким легким ящичком с гибкими инструментами» для исполнения планов армии. Официальное заявление армии было по тону другим. Ферфакс и его Совет офицеров издали декларацию, что они освободили преданных и достойных доверия членов парламента от угнетающей их фракции и дали им возможность выполнять свои обязанности перед народом без «промедлений, отклонений и искажений», характерных для их своекорыстных и развращенных коллег.

На следующий день, 7 декабря, Кромвель наконец приехал с Севера. Он заявил, что ничего не знал о чистке парламента, но одобрил ее результаты. Первая часть его заявления была почти наверняка правдой, а вторая – возможно, нет. Сохранившиеся свидетельства его действий и мнений в это время провоцирующе неполны, но их обрывки наводят на мысль, что у него был более хитроумный план, как сохранить видимость власти парламента, чем проведение его принудительной чистки. Если бы переломный момент был отложен до его возвращения, Кромвель мог бы с помощью Вейна использовать друзей армии в палате общин более эффективно, чем делалось до этого, и каким-нибудь своевременным передвижением из зала заседания парламента добиться изгнания приблизительно сорока непреклонных пресвитерианцев, которые стояли у них на пути. Благодаря этому контроль армии за парламентом был бы установлен изнутри вместо того, чтобы принудительным путем быть навязанным извне. Но теперь было уже слишком поздно для какого-либо исправляющего маневра, и Кромвель благосклонно принял ситуацию, которую не мог изменить.

Было замечено, что он впервые вошел в подвергнутый чистке парламент – в котором он отсутствовал с мая месяца, находясь на войне, – рука об руку с Генри Мартеном, убежденным республиканцем, чьи красноречие, ум и изобретательность часто оказывали влияние на палату общин. Мартен не всегда был в хороших отношениях с Кромвелем, но нынешнее их единство целей было подчеркнуто, когда Мартен начал заседание с благодарности генералу Кромвелю за его службу на поле боя.

Тем временем войска, к немалому смятению лондонцев, заняли Сити и захватили денежные депозиты в Голдсмитс-Холле[3] и Уиверз-Холле[4], чтобы компенсировать задолженность по жалованью. В целом солдаты вели себя хорошо, хотя и зажгли костер из панельной обшивки и скамеек для певчих собора Святого Павла, так как на улице было очень холодно. Чтобы в дальнейшем пощадить городских жителей, они были расквартированы в пустых складах, где спали на голом полу. Беспокоясь, как бы плохие условия проживания не породили недовольство и беспорядки, Ферфакс распорядился, чтобы горожане обеспечили их постельными принадлежностями, чтобы на каждых двух солдат приходились матрас, подушка, по паре простыней и одеял. Он занимался вопросами организации и дисциплины, издавал приказы о культурном поведении военнослужащих и редко посещал заседания Совета офицеров, где формировалась политика армии: теперь Совет благодаря своему контролю над парламентом был эффективным органом управления Англией.

13 декабря в палате общин состоялось голосование по вопросу о переговорах в Ньюпорте, имевших цель заключение соглашения с королем, на котором они были названы «крайне постыдными и губительными для мира в королевстве». Два дня спустя Совет офицеров проголосовал за то, чтобы король был перевезен в Винзор «с целью его скорейшего предания суду» в соответствии с их Ремонстрацией от 20 ноября. Они назначили небольшую комиссию, которая должна была решить, как проводить такой суд, и поручили полковнику Харрисону привезти короля из замка Херст. На этом заседании присутствовал Айртон, Ферфакса не было, а председательствовал Кромвель.

Глава 3

Гранды, пресвитерианцы и левеллеры

1648

«Английский народ – здравомыслящие люди, хотя в настоящее время они сошли с ума», – написал король Карл своему сыну из Ньюпорта. Люди были не настолько ослеплены, чтобы быть неспособными высмеивать свое нынешнее положение. Одной из наиболее популярных баллад в Лондоне того времени была серия плохо написанных стишков, в которых высмеивались мажоритарный принцип, противоречивые притязания фракций и слухи о судьбе короля:

Теперь благодаря низам

Мы сделали свое дело.

Митра свалилась, а также корона,

А вместе с ними и сам венценосный…

Нет теперь ни епископа, ни короля,

Ни пэра, лишь название или видимость.

Приходите, клоуны, и мальчики,

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 66