Пьют до дна.

За скупыми словами «Будем жить!» скрываются все радости и горести летной профессии, и память о друзьях, не вернувшихся из полета, и пожелание, чтобы сия участь миновала тех, чье плечо ты чувствуешь рядом сейчас…

На этот раз самым молодым из присутствующих оказался я. Выпили, помолчали, вспомнив безвременно ушедших товарищей, и разом ощутили прихлынувшую радость: как здорово, что мы живы и будем, черт возьми, жить! А пока вместе – еще и погуляем!

– За женщин!

Этот тост, как и третий, в авиации тоже традиционен. Правда, обычно женщин на подобные мероприятия не приглашали, потому оценить нашу верность слабому полу было некому. Но в редких случаях, когда женщины удостаивали нас своим присутствием, этот тост встречали на ура. Тостующий, обычно самый «озабоченный», с блестящими глазами произносил прямо-таки гусарскую речь, вожделенным взглядом раздевая и пожирая немногих представительниц противоположного пола, а потом с упоением командовал:

– Товарищи офицеры! За женщин! Мужчины пьют стоя, а женщины до дна!

В тот вечер прекрасных созданий с нами не было, но пили мы за них как положено – стоя и до дна.

Хоть и поется в известной песне, что у нас «первым делом, первым делом самолеты», но никогда летчики, пользуясь повышенным вниманием к себе девушек, не откладывали на потом возможности близких отношений. Во всяком случае, одно другому не мешало. А припев из «Небесного тихохода» кто-то из озорников переложил на иной лад:

«Первым делом поломаем самолеты!

Ну, а девушек?

А девушек – потом!»

Обильные тосты чередовались с закусками. Наши молодые и здоровые организмы принимали и успешно перерабатывали лошадиные дозы алкоголя и волчьи порции свежезажаренной на шампурах баранины и осетрины.

Тосты и закуски сменялись усиленным отпариванием и отмоканием в бассейне, а бассейн, кстати, тут был шикарный – выложенный импортным кафелем, идеальной чистоты, с изумрудного цвета водой.

И все это время мы говорили и говорили, бурно объясняясь в вечной любви и дружбе.

Я смотрел на своих друзей, с которыми провел не одну сотню часов в воздухе, и не сознавал еще, что с большинством из них расстаюсь навсегда. И что не будет уже в моей жизни ни таких мужиков, ни таких отношений, ни прекрасных мгновений радости и мгновений горя, которые мы вместе испытали и пережили. И что, прощаясь с ними, я прощаюсь с молодостью, с той порой, когда все было просто и понятно, когда думал то, что говорил, а говорил то, что думал, когда мир делился на «своих» и «чужих» – и своих было большинство, на друзей и врагов – и друзей было больше, чем врагов. Вернее, врагов почти не было…

Последняя, прощальная пирушка запомнилась беззаботной веселостью, задушевными разговорами и молодыми лицами. Через годы, десятки лет кое с кем судьба нас сведет. И мы, убеленные сединами, со звездами полковников на плечах, ночи напролет проведем за чашкой чая, с бесконечными разговорами, вспоминая дела давно минувших дней, друзей живых и мертвых…

Но все это будет не скоро…