Опороченное имя – ничто, когда ты только похоронил родного человека, поэтому все низкие заявления, махинации, камни и грязь со всех сторон задевали меня не так сильно, как могли бы. Да, нас хотели «информационно» убить, когда мы и так были едва живы. Я никому ничего не хотел доказывать, играть в это все, отвлекаться на то болото, которое было «заботливо» создано вокруг моей семьи. Я должен был сказать правду и обосновать ее. Иногда в новостях появлялась такая откровенная чушь, что даже те, на кого она была направлена, задавались вопросами.

В наших руках была только одна правда. В руках стороны убийцы – кривда, постоянно меняющая лица. У них были тысячи карт, они пробовали каждую, крутили факты, как хотели, не боясь ничего – ни совести, ни суда, ни Бога. Наша семья будто была в аквариуме, и те самые люди наблюдали за нами и ждали, как шакалы с горящими глазами, когда же найдется маленькая трещина, чтобы разбить нас окончательно.

Первым информационным вбросом была информация о нейролептиках и алкоголе. А потом и вовсе начался снежный ком: чиновник Ертысбаев внезапно сказал, что против меня заведено дело за распространение ложной информации. Я узнал это из новостей, но ко мне никто не приходил, не задавал вопросов. И дела не было. О Бишимбаеве даже писали как о несчастном и обманутом – мол, Куандыку обещали другой срок в обмен на открытое дело. Меня даже пытались сделать педофилом.

Не представляю, какие суммы нужны были, чтобы закрыть глаза на свою человечность и взяться за такую работу, но понимаю, что они были огромные. Нам рассказали, что родственники Бишимбаева начали продавать имущество. Вбросы делались регулярно – машина работала. Наше горе вскрыло много проблем, в том числе показало, какие СМИ берут деньги, а какие работают честно.

Но был и положительный момент. Огромное количество сопереживало нам, нам писали письма поддержки, предлагали очень много помощи. Мы чувствовали, что не одни. С нами был уже не только Казахстан, но и – постепенно – весь мир. Одной из первых иностранок, поддержавших нас, стала Гоар Аветисян, и ей я благодарен до сих пор. Она осветила нашу историю правдиво и искренне, хотя совсем не обязана была это делать. За это некоторые представители российских СМИ обвинили ее в экстремизме, а меня – в поддержке от разных иностранных фондов.

Мы же берегли остатки сил. Все наше горе, всю нашу нерастраченную любовь к Салте мы решили направить на борьбу. Это все, что нам оставалось. Салту было не вернуть, но мы могли восстановить справедливость. И пойти против всего – обмана, непотизма, связей и власти.

Но прежде, чем рассказать о суде, который, по ощущениям, забрал несколько лет наших жизней, я хочу привести рассказ самого убийцы. Он единственный, кто знает, как все было на самом деле. И, к сожалению, он тот, кто видел последние минуты жизни Салтанат. Может быть, это покажется парадоксальным, но именно через мутную призму его лжи яснее стала настоящая картина произошедшего – разумеется, для тех, кто умеет критически мыслить и увидел общую картину.

Мне не нужно было ничего придумывать – Бишимбаев сам прекрасно показал, каким человеком всегда был. На суде он держался невозмутимо, говорил спокойно и вежливо, даже пытался быть обаятельным, хотя это и выглядело невероятно фальшиво. Его речь, зафиксированную на видеозаписи с судебного заседания, я привожу здесь без изменений, разве что с незначительной стилистической правкой, не искажающей смысл сказанного. Все, кто смотрел суд, наверняка уже смогли составить мнение об этом человеке. Пусть у читателя тоже будет такая возможность.

Рассказ Бишимбаева в суде о произошедшем в ресторане Bau в ночь с 8 на 9 ноября

Честно говоря, мне всегда было сложно первое время осознать ее смерть. Я не рассчитываю на прощение, я знаю, что это невосполнимая утрата и что я к этим обстоятельствам причастен. Говоря, что я невиновен, я хотел разъяснить, что не признаю себя виновным в умышленном, осознанном убийстве с особой жесткостью.

Вы можете меня ненавидеть, можете проклинать, но я еще раз говорю, что перед Всевышним я готов ответить. И перед вами, и перед всеми. Но у меня не было умысла. Я признаю, что причастен к ее смерти и что без моих действий, которые в тот вечер произошли, возможно, ничего бы этого не было. Поэтому я хочу сказать, что мое непризнание вины не означает, что я считаю себя непричастным, невиновным.

Переходя к обстоятельствам дела, я должен сказать одну вещь. Вы слышали обвинительный акт. С момента моего задержания и родственники, и брат, и дядя Салтанат попросту устроили активную пиар-кампанию по искажению фактов того, что произошло.

Вы читали в интернете заявления брата и родственников Салтанат о том, что у нее вытек глаз, что у нее пробит череп и живого места на ней нет. В обвинительном акте, зачитанном прокурором, нет ничего подобного. Я готов принять любое наказание, но я вынужден себя защищать. Меня на протяжении пяти месяцев называют извергом. И еще этот фон, который создан вокруг меня, – он бывший политик, он то, он это… В течение пяти месяцев против меня формируется предубеждение. Вы тоже должны понять, в каком состоянии я находился все это время, не имея возможности ответить ни на один искаженный факт. Доходило до того, что меня обвиняли в том, что мои родители даже на похоронах не были. Мои родители были там, сам потерпевший подтверждает этот факт. Он сам говорил им, чтобы они не приезжали. Угрожал.

Меня обвиняют по двум статьям. Первая – 110-я, истязание. Начну с того, как мы с Салтой вообще познакомились. Я увидел ее в Instagram [3]. Мне одна из девушек, которая когда-то составляла у нее астрологический прогноз, рассказывала о ней. Я заинтересовался. Мне просто было интересно, что такое астрология и как выглядит астролог. Я попросил показать мне ее фото. Ожидал увидеть бабушку лет 60 или человека экзотической внешности, больше похожего на шамана. И тут смотрю – симпатичная девушка. Полистал Instagram [4], увидел, что у нее есть молодой человек. Это все происходило в конце мая 2022 года.

Моя знакомая сказала, что это ее молодой человек, что они собираются пожениться,