его остановила, сказав, что перенести их она не сможет. Но Эдда никогда не смогла забыть фотографию смотрящей на тело ее отца молодой партизанки. «Улыбка, улыбка… Я могла бы понять ненависть, торжество, презрение. Но не эту улыбку, мирную и удовлетворенную».
Глава 22. Сведение счетов
В течение пятнадцати месяцев Эдда потеряла мужа, казненного при молчаливом потворстве ее отца, а теперь и отца, казненного партизанами. Ей было 34 года, на руках у нее трое детей, все они беженцы, и она не имела понятия, живы ли ее мать, сестра и два брата. После гражданской войны носить в Италии фамилии Чиано или Муссолини было опасно. Ну что же, хорошо, сказала она себе, что она по натуре боец.
Капитуляция Германии в Италии, получившая название Операция «Санрайз», была тайно подписана 29 апреля, а официально – 2 мая. Длившиеся несколько месяцев в Швейцарии переговоры между генералом СС Карлом Вольфом и Алленом Даллесом, по всей вероятности, спасли Вольфа, воспринимавшегося как миротворец, от скамьи подсудимых на Нюрнбергском процессе и последующей казни. Положив конец боевым действиям, они спасли бесчисленное количество жизней и помогли избежать полного разрушения промышленности и инфраструктуры севера страны. Союзники серьезно опасались, что на послевоенных выборах в Италии к власти придут коммунисты, и немцы знали, что антикоммунизм – их козырная карта в этой игре. На самом деле Операция «Санрайз» стала лишь паузой, моментом между окончанием Второй мировой войны и началом холодной войны, врагом в которой была уже не Германия, а Советский Союз. В конце весны и в начале лета в Италии началась болезненная расплата не только за гражданскую войну и разорение, которому была подвергнута страна, но и за ventennio Fascista, два десятилетия фашистской диктатуры Муссолини. Счетов накопилось много. 8 мая Германия безоговорочно капитулировала перед союзниками, но Япония последовала ее примеру только в сентябре.
В последние недели войны партизаны расстреляли сына Эдвидже Пино и племянника Ракеле Джермано. Сама Ракеле с детьми тем не менее оставалась в живых. Ночью 23 апреля, при штормовом ветре, в автомобиле с выключенными, чтобы не заметили вражеские самолеты, фарами, их привезли в Милан. Там ей сообщили, что им нужно ехать к Муссолини на Комо. Ночь 26-го они провели на вилле друга семьи, где их застало письмо от дуче. Так, по крайней мере, впоследствии говорила Ракеле, и это подтверждал Романо; письма этого, однако, никто никогда не видел, и есть серьезные сомнения в его существовании. По словам Ракеле, утверждавшей, что она запомнила в нем каждое слово, а потом уничтожила, Муссолини в этом письме просил у нее прощения «за все те беды, что я столь безрассудно тебе причинил… ты единственная женщина, которую я по-настоящему любил. Клянусь в этом перед Богом и Бруно в этот последний момент». Правда это или нет, но для Ракеле это письмо стало решающим актом возмездия Кларетте. Муссолини велел ей добиваться убежища у швейцарцев, если они откажут, сдаться союзникам. Если верить Ракеле, они еще раз говорили по телефону, и он сказал ей: «Тебя ждет новая жизнь». Больше она от него ничего не слышала.
Когда Ракеле с детьми добралась до границы, швейцарцы сказали ей, что примут только Анну-Марию, как больную полиомиелитом. Не утратив ни на йоту своей дерзости, Ракеле заявила, что, отказывая им во въезде, они на самом деле делают ей одолжение, так как она предпочтет оставаться в Италии. Все они вернулись на Комо ждать новостей. От Муссолини по-прежнему ничего не было. В ту ночь они услышали выстрелы: пришли американцы. Из окна Ракеле наблюдала, как торжество по поводу падения фашизма вылилось в жажду мести, и видела растерзанного толпой молодого человека в пижаме. В полдень 29 апреля хозяин дома, в котором они остановились, принес номер коммунистической газеты L’Unità, всю первую полосу которой занял заголовок «Бенито Муссолини казнен». Это был страшный удар.
Опасаясь, что такая же судьба постигнет и ее с детьми, Ракеле связалась с лидерами Сопротивления, и пришедшие за ними трое партизан отвели их в полицию. Там ее разлучили с детьми и отвезли в тюрьму Сан-Доннино. Один из партизан, обыскивая ее вещи в поисках ценностей, нашел там небольшую фотографию Бруно и сказал, что, как и все имущество Муссолини, она теперь по праву принадлежит народу. «Мы отдали народу жизнь нашего сына», – ледяным тоном ответила ему Ракеле. Партизан вернул ей фотографию. Из камеры она слышала звуки выстрелов и считала, что скоро придет и ее черед. Когда ей привели дрожащих от страха детей, она решила, что ей настал конец. Впоследствии Романо и Анна-Мария вспоминали, что мать внезапно стала меньше ростом, сморщилась, но решимости своей не утратила.
Ракеле, однако, не казнили. Вместо этого, в такую же ветреную и дождливую ночь, ее отвезли на виллу на озере, где американский офицер с зонтиком в руках провел ее в комнату, где по радио звучала песня Singing in the Rain[92]. Американцы привезли к ней Романо и Анну-Марию и были с нею вежливы и дружелюбны. Британцы, которым их передали 10 мая, держались, наоборот, холодно и официально. Они отвезли семью в столицу провинции Умбрия – город Терни, где местный каучуковый завод был переоборудован в концентрационный лагерь для фашистов. Им выделили комнату рядом с лагерной больницей. Романо вот-вот должно было исполниться 18, Анне-Марии – 16. Когда новость о пребывании Ракеле с детьми в лагере распространилась, от оставшихся в живых преданных фашистов стали поступать анонимные подарки: одежда, обувь, духи, соломенная шляпа для Анны-Марии, авторучка для Романо. Имущество Муссолини в 27 ящиках было передано союзникам, которые составили тщательную его опись, перечислив все – от серебряного кофейника до двух пар ношеных шерстяных носков, аккордеона и банок с фасолью и мукой.
К ним в лагерь сумел пробраться внештатный корреспондент агентства United Press. На вопросы об Эдде Ракеле отвечать отказалась, сказав только, что «она безусловно оказывала большое влияние [на отца], но выступала зачастую против него». Вынужденное безделье было для нее нестерпимым, и ей позволили работать на кухне, где вместе с принцессой Пиньятелли она делала пасту для всего лагеря, и вскоре стала на этой кухне полновластной хозяйкой. Вечерами она развлекала товарищей по лагерю рассказами о жизни на вилле Торлония. Через три месяца, 26 июля, Ракеле, Романо и Анну-Марию переселили в заброшенный домик с видом на море в городе Форио на острове Искья. Окна в доме были разбиты, не было посуды и постельного белья. «Дом у меня пустой, –
