Вечером все собирались в своих семьях, иногда с друзьями. Мама и отчим встречали Новый, 1941 год у себя дома, в кругу нашей семьи. Елки в доме не было (трудно было достать), но в вазе стояли большие еловые ветки, купленные на рынке, и по комнате распространялся запах ароматной хвои, распаренной от тепла. Потрескивали тихо камушки угольков в чугунной печи. Меня в 11 часов укладывали спать. Настроение было хорошее, поднимали бокалы за счастливый Новый год, мечтали о счастье, мирной жизни. Мама загадывала о здоровье моего отца, чтобы он выжил и вернулся домой.

В январе приехали родители Владимира погостить. Елена Павловна, его мать, привезла подарки маме – два шелковых и один шерстяной отрез на платье, бабушке серый платок из козьего пуха, мне плюшевого медведя и малиновый бархат на пальто, а Владимиру белую рубашку в темную полоску.

Елена Павловна летом выращивала цветы и фрукты в своем саду, а потом продавала их и откладывала деньги для всяких необходимых покупок. Иван Константинович, отец Владимира, работал бухгалтером на заводе Боссэ, неподалеку от своего дома. Что этот завод производил – никто не знал. Тихий, скромный Иван Константинович находился под влиянием своей властной жены, побаивался ее, и, чтобы хоть на время выйти из-под ее власти, он иногда немного выпивал водки и тогда мог храбриться, спорить с ней, не бояться ее.

Когда сели за стол, Иван Константинович незаметно то и дело подливал себе в рюмку водку и стал хмелеть, выкрикивать тосты. Елена Павловна в разговорах пропустила момент опьянения мужа и, когда увидела его веселого и охмелевшего, набросилась на него:

«Иван, ты что, уже напился? – спросила она и командным голосом продолжала. – Ну-ка перестань сейчас же, больше чтоб ни капли в рот не брал!»

«А ты не кричи, я тебя не боюсь!» – отвечал ей всегда послушный муж.

И, чтобы не довести дело до скандала, Владимир отвел отца в сторону, посадил на диван и стал вести с ним тихую беседу. Ивану Константиновичу хотелось еще выпить, он чувствовал, что недопил и порывался подойти к столу. Дипломатичный Владимир принес ему рюмку водки, налил себе и провозгласил тост, предложив выпить за только что начатую им счастливую семейную жизнь и за то, чтобы у него появились дети. Мама уже ждала от отчима ребенка, и он мечтал о сыне.

В начале февраля пришло сообщение отчиму, что он направляется из школы на 6-месячные курсы от НКВД. Так не хотелось ему ехать от семьи! Ему было хорошо, уютно с мамой и хотелось дождаться рождения ребенка. Но судьба распоряжается иначе, и он должен ехать на учебу в Харьков, чтобы потом стать лейтенантом милиции.

Приехала Елена Павловна, чтобы проводить сына, ведь долго, 6 месяцев, его не будет. Как всегда, привезла испеченные пирожки, варенье, фрукты.

После отъезда отчима у мамы снова появилась тревога на сердце. С работой у нее было спокойно, по-прежнему работала в две смены, вела математику в 6-х и 7-х классах. Программа этих классов была давно отработана, и ей было нетрудно готовиться к урокам. Но на душе не было спокойно, какая-то тоска сосала изнутри, будто там завелся червяк. Она была на седьмом месяце беременности, носила ребенка легко. Мама была здоровая, выносливая, жизнелюбивая и не боялась родов. Декретный отпуск давался тогда на четыре месяца: один месяц – до родов и три месяца – после. Первые роды проходили у нее в спокойных условиях, когда был с нею мой отец, и она ничего не боялась. А теперь одна. Что ее ждет?

Владимир присылал письма и открытки, описывал свою службу, писал, что всюду ползут слухи о войне. Несмотря на то что с Германией заключен мирный договор, война уже два года идет у границ СССР. Обстановка в стране сложная, начальство в кулуарах все твердит, что нам нужно готовиться к войне.

Мама помнила Гражданскую войну, ей тогда было 14 лет, помнила, как погиб ее старший брат Георгий, которого все так любили. И вот снова может быть война, а она ждет рождения ребенка, да и дочке еще четыре года, мать старенькая. Как же она будет жить, если что случится?

Дома протапливались углем. Всегда это был или уголь, который люди находили вокруг шахты, или уголь, высыпавшийся из вагонеток, медленно проплывавших на толстых канатах от шахты в сторону обогатительной фабрики. Подбирать его запрещалось – это грозило тюрьмой, но топить печки как-то надо было. Люди каждый день ранним утром выходили с ведерками добывать уголь. Лесов не было, дров не было, кругом голая степь. Самый тяжелый период года – февраль.

К концу февраля мороз пошел на убыль. С крыш начали падать сосульки, разбиваясь со стеклянным звоном. По-весеннему чирикали воробьи.

За окном резвилась метель. Виднелись прилизанные ветром затвердевшие сугробы. Заснеженные крыши были причудливо исчерчены следами птичьих лап. В один из ясных морозных дней мама решила поехать со мной в город в ателье, чтобы сшить мне теплое пальто из малинового бархата, который подарила бабушка. Ехали мы на трамвае с пересадкой у шахты № 5. Я впервые ехала на трамвае, и мне было все интересно вокруг. В ателье портной обмерил меня, как взрослую, и сказал, когда приезжать на примерку. Вскоре после примерки мы получили готовое пальто с пелериной. Оно было хорошо сшито и ладно на мне сидело.

Мама была довольна и любовалась мною, а я до самых теплых дней носила свое красивое малиновое пальто с удовольствием.

* * *

В марте весна наступила быстро, солнце съедало снег, напаивало влагой землю, теплее грело. С юга дул теплый ласковый ветер, на западе сгущались по-весеннему белые облака. Сошел последний снег, под лучами солнца зажурчали ручьи, запахло свежей зеленью. Над широкой степью раскинулась светлая весна. В середине марта мама ушла в декретный отпуск. Теперь у нее было время гулять со мной, вышивать салфетки, дорожки, уголки на скатертях, вязать носки.

В письмах отчим спрашивал о здоровье, и она отвечала, что отдыхает, гуляет, набирается сил для предстоящего испытания.

А еще мама любила сочинять: писала короткие рассказы, сказки для дочери и пробовала сочинять стихи.

Когда больно душе и на сердце тоска

И природа тоскует со мной,

И надежда одна беспредельно близка —

Может быть, я увижусь с тобой…

………………………………………

И слезинки дождя, что стучат так тоскливо в саду

Западают мне в душу, и спокойно я жить не могу…

Апрель в Донбассе заставляет людей раздеваться, снимать головные уборы. Шла весна полным ходом.