«А также посмотрю, нельзя ли устроить в Англии еще одни поэтические чтения», — подумала она, и эта мысль слегка притушила пылавший у нее внутри пожар.

Глава 40

Прежде чем отправиться в Санта-Барбару, на боль-шую апрельскую вечеринку у Фрэнка, где ждали Ренье с детьми, Грейс поехала в Голливуд на заседание правления «Твенти Сенчери Фокс». Она по-прежнему получала удовольствие от каждой из этих встреч, даже если там шли споры о том, кого нанять, а кого уволить, или обсуждались съемки, которые выбивались из графика или шли не так, как надо.

На этот раз после заседания они с Джеем пошли пообедать в «Муссо и Фрэнк». Ресторан выглядел в точности как в пятьдесят пятом: именно тогда открыли этот его зал, прилегающий к первому, который с тысяча девятьсот девятнадцатого года носил название «Франсуа». Честно говоря, Пол, метрдотель в красном жилете с черными лацканами, усаживая их за столик, по-прежнему называл этот зал «новым»:

— Мисс Келли, какое удовольствие видеть вас снова! Желаете расположиться в новом зале?

Внизу стены были обшиты деревянными панелями, а под потолком тянулась широкая полоса обоев. Нигде не было ни единого окна, и поэтому казалось, что в зале царит вечная ночь. Красная кожа в кабинках по-прежнему скользила и поскрипывала под ее весом.

Давний агент Грейс — да, она по-прежнему считала его своим агентом, раз уж никого вместо него не нанимала, — выглядел загорелым и подтянутым, несмотря на то что у него, похоже, имелась привычка пить за обедом мартини. Впрочем, поправила себя Грейс, у нее самой не было заведено пить в обед мартини, но сегодня она его заказала, уж больно это по лос-анджелесски, такой «деловой ланч». Разве не так их теперь называют? И она осторожно сделала всего несколько глотков, пока Джей ждал вторую порцию. На миг Грейс загрустила из-за того, что с ними нет пташки Джуди, как бывало в старые добрые деньки. Но та теперь со своим третьим мужем, Доном Куайном, и вроде бы выглядит вполне счастливой. Грейс всего несколько месяцев назад встречалась с ней в «Баре Бемельманс» после поэтических чтений в Нью-Йорке.

— Может, не стоит этого говорить, — сказал Джей, — но мне до сих пор иногда звонят насчет тебя.

Тем более теперь, когда ты стала устраивать поэтические вечера.

— О-о, расскажи, — проговорила Грейс, воодушевившаяся при одной мысли об этих звонках и о том, какие обещания и возможности таят они в себе. Ведь часто бывало, что звонки совершенно меняли ее жизнь!

— В основном ничего определенного, — ответил он. — Звонят режиссеры и другие актеры, им интересно, не готова ли ты вернуться ради подходящего сценария.

— И что ты им говоришь?

— Говорю, что нет ничего невозможного. А в последнее время стал говорить, что спрошу, когда увижу тебя в следующий раз. — Джей протянул руку и стал в ожидании крутить за ножку новый бокал с мартини, гладя, как колеблются в прозрачной ледяной жидкости две оливки.

— А мне захочется работать с этими режиссерами и актерами? — Она знала, что играет с огнем, но это было так соблазнительно!

Джей кивнул:

— Думаю, да.

Грейс глубоко вздохнула, чувствуя, как грудь наполняет воздух. Ей придется сделать что-то с лицом, но под скальпель она не ляжет. В голливудской пластической хирургии есть нечто мошенническое. Она скорее предпочтет сыграть старую каргу, чем Норму Десмонд.

В очередной раз она занялась подсчетами, как будто от них что-то менялось. Каролина и Альби практически закончили учебу, они взрослые, во всяком случае вполне могут лететь куда захотят и встречаться с кем им заблагорассудится. Чтобы увидеться с матерью, им не нужно отцовское дозволение. А Стефании — пятнадцать; через три года, восемнадцатилетняя, она поступит в университет. С помощью старших брата и сестры она сумеет выбрать, где и с кем ей находиться.

Да, конечно ее дети окажутся в ужасном положении. Но разве лучше для них иметь мать, ведущую жизнь «тихого отчаяния» (эту характеристику она позаимствовала в книге Торо «Уолден», в герое которой неожиданно узнала себя)? И разве у детей не появится шанса на счастье, если их мать будет по-настоящему счастливой?

Три года. Она освободится от подписанного в пятьдесят шестом году контракта через три года. Тогда ей будет всего пятьдесят четыре. Кэтрин Хепбёрн было пятьдесят пять, когда она сыграла в картине «Долгий день уходит в ночь», а второго и третьего «Оскаров» за фильмы «Угадай, кто придет к обеду» и «Лев зимой» она завоевала, когда стала еще старше. Одри, которая тоже родилась в двадцать девятом году, до сих пор снимается, и Лорен Бэколл, окончившая Академию за несколько лет до Грейс, тоже. Ингрид Бергман, давний кумир Грейс, с которой ее так часто сравнивали, тоже продолжала работать после пятидесяти.

«Дай мне еще год, Джей», — едва не сказала Грейс, но вместо этого с ее губ сорвалось:

— Ну, этого точно знать нельзя.

Время у нее было. С тех пор как на пике своей карьеры Хичкок выпускал по два, и то и по три фильма в год, процесс киносъемок существенно замедлился. Она пока не готова была заявить об этом вслух, но, вероятно, через год можно начать тихонечко почитывать сценарии. Некоторое время уйдет на то, чтобы найти подходящий, еще некоторое — чтобы все согласовать и действительно перейти к съемкам. А до тех пор Грейс будет по-прежнему получать удовольствие от поэтических чтений, параллельно советуясь с адвокатами и готовясь к новой фазе своей жизни.

Был во всем этом и один подлинно ироничный момент — в ней уже не осталось той выносливости, которая нужна для того, чтобы много недель играть в театральной пьесе; теперь ей оставались лишь поэтические вечера или фильмы. Единичные.

Джей поднял бровь одновременно с бокалом и повторил за ней:

— Точно знать нельзя.

Грейс тоже подняла бокал и чокнулась с ним, ощущая, как отдается во всем теле мелодичный звон.

* * *

18 апреля 1981 года Грейс встретила в обществе многих из тех, кто был с ней в этот день двадцать пять лет назад. Но даже в любимом Фрэнком Палм-Спрингсе, в расположенных на склонах гор Сан-Хасинто уединенных владениях четы Синатра, на отшибе от всего мира, этот день разительно отличался от дня их свадьбы в Монако, где их окружали вода, роскошные цветочные композиции и толпы незнакомцев.

Здесь же собрались люди, которых они знали годами. Окружающая местность была сухой и поросла низкорослым кустарником, но Фрэнк и Барбара превратили