на увеличение наших потерь убитыми и ранеными. Но при чем же я тут? В моих настоятельных требованиях не было недостатка, и это все, что я мог сделать».
Вряд ли ссылки генерала Брусилова на недостаток технических средств ведения боя можно поставить в качестве несомненного оправдания за огромные потери. Однако он всегда считал, что войны без потерь не бывает, но следует добиваться победы в наступлении, щадя насколько возможно людей, но притом сражаясь, а не отсиживаясь в окопах. Еще 22 января 1916 г., будучи командармом-8, Брусилов писал супруге: «Воевать и не нести потерь – может изобрести только дамская голова, не знающая, что при пассивной обороне неминуемо проигрывается кампания. Только активные действия дают победу и, в конце концов, при победе потери меньше, чем сидеть на месте и отбиваться»[499].
Упорство русских атак на ковельском направлении говорит, скорее, об отсутствии оперативной инициативы в штабе Юго-Западного фронта: выбрав один-единственный объект для ударов, русская сторона тщетно пыталась овладеть им даже тогда, когда стало ясно, что подготовленных резервов не хватит для наступления к Висле и в Карпаты. Чем надо было бы развивать прорыв к Брест-Литовску и далее, если те люди, что были подготовлены в период позиционного затишья, уже погибли в этих боях?
Тем не менее столь тяжелые потери в объективном отношении все-таки имеют оправдание. Именно Первая мировая война стала конфликтом, в котором средства обороны неизмеримо превосходили по своей мощи средства атаки. Поэтому наступающая сторона несла несравненно большие потери, нежели обороняющаяся, в условиях того «позиционного тупика», в котором с конца 1915 г. застыл Русский фронт. В случае тактического прорыва оборонительных рубежей обороняющийся терял много людей пленными, но убитыми – гораздо меньше. Единственный выход был в достижении наступающей стороной оперативного прорыва и развертывания его в стратегический прорыв. Однако этого в позиционной борьбе ни одна из сторон так и не сумела добиться.
Примерно подобное соотношение потерь было свойственно и Западному фронту в кампании 1916 г. Так, в Битве на Сомме только в первый день наступления 1 июля по новому стилю британские войска потеряли 57 тыс. чел., из коих – почти 20 тыс. убитыми. Британский историк пишет об этом: «Более тяжелого поражения британская корона не знала со времен Гастингса». Причина этих потерь – атака той неприятельской оборонительной системы, что строилась и совершенствовалась не один месяц, явно обозначившееся преимущество обороны перед наступлением. Наконец – сторона, имевшая преимущество в артиллерии (немцы), оборонялась, а не наступала.
Битва на Сомме – наступательная операция англо-французов на Западном фронте по преодолению глубокоэшелонированной обороны германцев – проходила в то же самое время, что и наступление армий русского Юго-Западного фронта на Восточном фронте в ковельском направлении. За 4,5 месяца наступления, несмотря на высокую обеспеченность техническими средствами ведения боя (вплоть до танков на втором этапе операции) и доблесть английских солдат и офицеров, англо-французы потеряли 800 тыс. чел. Потери немцев – 350 тыс., в том числе 100 тыс. пленными.
Приблизительно то же самое соотношение потерь, что и в войсках Брусилова. 1916 г. стал годом больших потерь, которые со стороны кажутся во многом напрасными – ведь существенных подвижек фронта нигде не произошло – австро-германцы удержали свои позиции, и речь идет о «размене» людьми. Живший тогда во Франции И. Е. Эренбург в своих воспоминаниях «Люди, годы, жизнь» так и отметил: «Тысяча девятьсот шестнадцатый год был, кажется, самым кровопролитным».
Конечно, можно сказать, что русские все-таки ударили по австрийцам, а не по немцам, качественный потенциал войск которых был выше, нежели у австро-венгров. Но ведь Луцкий прорыв и застопорился только тогда, когда на всех важнейших направлениях наступления русских войск появились германские части. В то же время только за лето 1916 г., невзирая на ожесточенные бои под Верденом и, особенно, на Сомме, немцы перебросили на Восточный фронт не менее 10 дивизий из Франции. А каковы результаты? Если русский Юго-Западный фронт продвинулся вперед на 30–100 км по фронту шириной в 450 км, то англичане прошли вглубь удерживаемой немцами территории лишь на 10 км по 30-километровому фронту в ширину.
Можно сказать, что австрийские укрепленные позиции были хуже немецких во Франции. И это также верно. Но ведь и англо-французы имели гораздо более мощное техническое обеспечение своей операции. В количестве тяжелых орудий на Сомме и на Юго-Западном фронте разница была десятикратной: 168 против 1700. Опять-таки, англичане не испытывали и нужды в боеприпасах, подобно русским. В России же лишь к концу года задумались о создании специального артиллерийского резерва – ударного кулака в руках Ставки – будущего ТАОН – корпуса тяжелой артиллерии особого назначения. В частности, 28 октября М. В. Алексеев телеграфировал А. А. Брусилову, что так как тяжелой артиллерии вообще не хватает, будет образован «сильный артиллерийский резерв в руках Верховного главнокомандующего, по воле которого этот резерв может быть выдвинут к тому или иному участку фронта в предвидении прорыва укрепленной полосы противника»[500].
И, что, наверное, самое главное, никто не подвергает сомнению доблесть британских солдат и офицеров. Здесь достаточно вспомнить, что Англия дала своим вооруженным силам более 2 млн добровольцев, что в 1916 г. на фронте находились почти исключительно добровольцы, и, наконец, что 12,5 дивизии, что дали Западному фронту британские доминионы, также состояли из добровольцев.
Суть проблемы вовсе не в неумении генералитета стран Антанты или непобедимости немцев, а в том самом «позиционном тупике», что образовался на всех фронтах Первой мировой войны потому, что оборона в боевом отношении оказалась несравненно сильнее наступления. Именно этот факт вынуждал наступающую сторону платить за успех громадной кровью даже при надлежащем артиллерийском обеспечении операции. Как абсолютно справедливо говорит английский исследователь, «в 1916 г. немецкая оборона на Западном фронте не могла быть преодолена никакими средствами, имевшимися в распоряжении генералов союзных армий. До тех пор, пока не будут найдены какие-то средства обеспечения пехоты более тесным огневым сопровождением, масштабы потерь будут огромными. Другим решением этой проблемы было бы прекратить войну совсем»[501].
Остается только добавить, что так же непреодолимо немецкая оборона была выстроена и на Восточном фронте. Именно поэтому остановился Брусиловский прорыв и захлебнулся удар армий Западного фронта под Барановичами. Единственной альтернативой, на наш взгляд, могло стать только «раскачивание» неприятельской обороны перманентными переносами направления главного удара, как только предыдущее такое направление оказывалось бы под защитой сильной германской группировки. Это и львовское направление по директиве Ставки от 27 мая. Это и перегруппировка сил в 9-ю армию П. А. Лечицкого, против которой не хватало немецких частей. Это и своевременное использование вступления в войну Румынии на стороне Антанты 14 августа.
Вдобавок, возможно, следовало в максимальной степени использовать
