В высшей степени забавна была эта забота об отдельной комнате для штаб-офицера в то время, когда события говорят совсем o другом. Но такова сила привычки. Он боялся, чтобы власть не обратила внимание на допущенный им беспорядок и хотел восстановить должный порядок в жизнь подведомственной им гауптвахты.

   Прошло полчаса.

   Приходит комендантский адъютант и приглашает меня следовать за ним.

   Оказывается, что комендант переговорил по телефону с Командующим Войсками и сообщил ему о моём желании быть освобождённым. Командующий Войсками приказал привести меня к нему.

   И вот, мы пошли.

   В первый раз в жизни входил я в дом командующего войсками, двадцать лет тому назад построенный на моих глазах.

   Огромный вестибюль. Швейцар, дежурный писарь, ординарец. Снимаю пальто, своё скромное старенькое пальто, единственное оставшееся у меня и совершенно не отвечающее роскошной обстановке этого дома. Поднимаемся наверх, и ординарец немедленно приглашает меня в кабинет Командующего Войсками.

   Роскошный, богато обставленный, просторный кабинет. Посредине -- большой письменный стол, а перед ним два удобных весьма комфортабельных кресла. Стены увешаны группами и снимками, оставшимися от одного из предшественников нынешнего Командующего Войсками. У самой двери меня встречает седой генерал, Командующий Войсками округа, генерал-лейтенант Ходорович.

   Любезным жестом приглашает он меня сесть в одно из кресел у письменного стола.

   Сажусь. Генерал занимает место против меня.

   Короткая пауза.

   -- Скажите, полковник, как вы относитесь к происходящим событиям в Петрограде? -- спрашивает он меня как-то нерешительно.

   -- Я чрезвычайно рад всему происшедшему, ибо это было мечтой моей жизни, и в этом я вижу спасение моей родины, которая так страдала от невыразимо скверных условий управления, -- резко и отчётливо отчеканил я ему в ответ.

   В это время я заметил, что мы не одни. У окна, у телефона сидел молодой генерал, как оказалось впоследствии, начальник штаба округа, генерал-майор Брелов. Он слышал мой ответ и дальнейший разговор, и потом, когда мы с ним встречались в других условиях, он говорил мне, что был поражён и вместе с тем очень доволен слышать такой мой ответ.

   Поговорив немного на тему дня и обменявшись с генералом Ходоровичем несколькими фразами, я задал ему вопрос.

   -- Скажите, Ваше Превосходительство, за что я посажен и почему я сижу под арестом?

   -- Видите ли, полковник, я получил о вас очень нелестную аттестацию от департамента полиции с предложением вас немедленно арестовать и выслать в Иркутскую губернию. И вот, во исполнение этого распоряжения мною уже подписан приказ о вашей высылке, и для выполнения этого вы и арестованы, -- ответил он мне прямо.

   -- Но, ведь, теперь, пожалуй, не существует уже и самого департамента полиции, и, думаю, его распоряжение для вас необязательны.

   Генерал подумал с минуту, и обращаясь ко мне, сказал:

   -- Хотя я не имею права вас освободить, но я беру на себя и освобожу вас. Идите на гауптвахту, а я прикажу написать распоряжение об освобождении и сегодня, или, быть может, завтра, вы будете свободны.

   Оставаться при таких условиях под арестом мне не улыбалось, да и надобности в этом не было никакой. К тому же я хорошо знал, как работают наши канцелярии и как может затянуться процесс освобождения.

   И я сказал генералу:

   -- Здесь у нас в приёмной находится комендантский адъютант, с которым я пришёл к вам. Будьте любезны, передайте ему распоряжение, чтобы меня немедленно освободили.

   -- Хорошо, я распоряжусь, -- сказал генерал Ходорович и направился вместе со мной из кабинета.

   Он отдал комендантскому адъютанту распоряжение о немедленном моем освобождении, и мы расстались, любезно попрощавшись.

   Через четверть часа мы были уже на гауптвахте, и толпа сидельцев гудела, приветствуя моё освобождение, в котором они не сомневались.

   Собрав вещи и попрощавшись с товарищами по заключению и пожелав им тоже скорейшего выхода, я отправился в канцелярию штаба для совершения некоторых формальностей.

   И здесь случилось то, что даёт мне радость и счастье на всю жизнь, чтобы со мной не произошло и какие бы испытания не пришлось претерпеть!

   Когда я сидел в канцелярии, один из писарей, воспользовавшись отсутствием офицера, подошёл ко мне и тихо, шёпотом говорит:

   -- Ваше Высокоблагородие. Сегодня должны будут казнить двух человек, -- одного солдата, сидящего в крепости, а другого вольного, сидящего в Лукьяновской тюрьме. Уже пошли рабочие готовить виселицу и могилы для них. Сегодня ночью будет казнь.

   "Не может быть, не должно быть, чтобы в радостный светлый день российской революции, когда над печальной родиной моей встаёт заря свободы, не может быть, чтобы кто-нибудь был казнены Не может радость нашей теперешней жизни быть омрачена казнью", -- подумал я и, совершенно не интересуясь за что они приговорены к смерти, спросил фамилии осуждённых, долженствовавших сегодня принять смерть.

   Фамилию солдата он знал и сказал мне; фамилию штатского он не знал.

   Освобождённый, я прежде всего направился к моим друзьям сказать, чтобы они пошли к Командующему Войсками и попросили его отменить казнь.

   Они немедленно это сделали; генерал Ходорович без колебаний согласился отменить казнь, и день моего освобождения на заре русской свободы ознаменовался сохранением жизней двум приговорённым.

   Я видался потом с ними при посещении мест заключения. И надо было видеть то счастье, которое сияло в их глазах, благодаря сохранению жизни, чего они никак не ожидали.

   Я пришёл домой в радостные объятия ожидавшей меня семьи, а в тот же день вечером мне сообщили, что я избран в Исполнительный Комитет Совета Общественных организаций, который явился новой революционной властью в Киеве.

   Так начались дни моей новой свободной жизни.

Военный комиссар в Киеве.

   На следующее утро было заседание Исполнительного Комитета.

   Я пошёл на него.

   Исполнительный Комитет, явившийся новой революционной властью в Киеве, сконструировался таким образом.

   Представители целого ряда общественных организаций, работавших в Киеве, как то: Союз Городов, Союз Земств, Кооперативы и др. -- равным образом, представители политических партий, а также национальных организаций, -- все они составили Совет общественных организаций, который и избрал Исполнительный Комитет из среды так или иначе известных в Киеве общественных деятелей.