И лица у них, всегда такие веселые, довольные, становились все серьезнее и серьезнее. Как ни стараются они по-прежнему хохотать, смех у них выходит какой-то сдавленный, невеселый.

А старуха Нужда смеется все громче да громче, приплясывает, скачет…

Прошел день, другой, третий — и в Веселом царстве не слышно уже раскатов смеха. Раздается только странный, хриплый, неприветливый хохот старухи Нужды…

Прошло еще несколько времени — и в Веселом царстве совсем не стало больше слышно смеха. Люди точно разучились смеяться.

Даже сам царь и тот не смеялся больше. Лицо у него стало грустное-прегрустное, а глаза, которые умели только улыбаться, теперь блуждающе смотрят вдаль, где старуха Нужда, переходя из дома в дом, все смеется, скачет, приплясывает. И где только она покажется, люди сразу разучаются смеяться.

— Перестань же, старуха! — кричат ей.

Но старуха не унимается.

— Ха-ха-ха! Заставили вы меня смеяться, — отвечает она, — теперь я не могу перестать…

— И с тех пор Веселое царство превратилось в царство грусти.