– И все-таки граф очень во многом отличается от президента, – сказал мистер Хэвишем.

–Правда?– спросил Седрик.– А чем? Для них не делают процессиев с факелами?

Мистер Хэвишем тоже положил ногу на ногу и неторопливо свел кончики пальцев, решив, что и в самом деле настало время дать мальчику кое-какие разъяснения.

– Граф – это очень важная персона, – начал он.

– И президент тоже! – откликнулся Седрик. – Процессии с факелами тянутся на целых пять миль, и там ракеты пускают, и играет оркестр! Мистер Хоббс водил меня смотреть.

– Граф, – продолжал мистер Хэвишем, чувствуя, что почва почему-то ускользает у него из-под ног, – часто имеет впечатляющую родословную…

– А что это такое? – спросил Седрик.

– Он происходит из очень старой семьи – чрезвычайно старой.

–А!– Седрик еще глубже засунул руки в карманы.– Наверное, как та женщина, что продает яблоки возле входа в парк. Осмелюсь сказать, у нее впечатляющая рыдословная. Она такая старая, что вы бы удивились, как она может стоять на ногах. Мне кажется, ей сто лет, но она все равно продает яблоки, даже когда дождь. Мне ее очень жалко – и остальным мальчикам тоже. Как-то раз Билли Уильямсу подарили почти целый доллар, и я попросил его покупать у нее яблоки на пять центов каждый день, пока не кончатся деньги. Получилось двадцать дней, хотя яблоки ему уже через неделю надоели. Но потом мне повезло – какой-то джентльмен дал мне пятьдесят центов, и тогда я стал сам покупать у нее яблоки. Всегда жалко, когда человек очень бедный, да еще и с рыдословной. Она у нее такая впечатляющая, что сидит аж в костях – она сама говорила – и от дождя ныть начинает.

Мистер Хэвишем несколько растерялся, глядя в невинное и серьезное личико своего собеседника.

– Боюсь, ты не до конца меня понял, – объяснил он. – Говоря «впечатляющая родословная», я имею в виду не пожилой возраст, а то, что имя этого человека очень давно известно миру; его обладатели упоминаются в истории своей страны на протяжении нескольких сотен лет.

– Прямо как Джордж Вашингтон, – сказал Седрик. – Я всю жизнь про него слышу, но он жил даже еще до моего рождения, его очень-очень давно все знают! Мистер Хоббс говорит, он останется в веках – из-за Декларации независимости и из-за Четвертого июля. Видите ли, он был очень храбрый человек.

– Первый граф Доринкорт, – торжественно объявил мистер Хэвишем, – получил графский титул четыреста лет назад.

–Ну и ну!– воскликнул Седрик.– Как давно! А Душеньке вы про это сказали? Ей это будет крайно интересно. Мы ей расскажем, когда вернется. Она любит слушать интересности. А что делают графы после того, как им дают титул?

– Многие из них помогали монархам править Англией. Некоторые были очень храбрыми и сражались в великих битвах в стародавние времена.

–Вот это я бы хотел попробовать,– признался Седрик.– Мой папа был солдат и очень храбрый, такой же храбрый, как Джордж Вашингтон. Может, это оттого, что он стал бы графом, если б не умер. Как славно, что графы храбрые. Храбрость – это большое примущество. Раньше я немножко боялся – знаете, как в темноте, – но потом стал думать про солдат революции и про Джорджа Вашингтона, и это меня вылечило.

– Быть графом иногда полезно еще и по другой причине, – медленно проговорил мистер Хэвишем, не отрывая от мальчика внимательного взгляда. – У некоторых графов много денег.

Ему было любопытно узнать, понимает ли его маленький друг ту огромную власть, которой обладает богатство.

– Это очень хорошо, – невинно сказал Седрик. – Хотелось бы мне, чтобы у меня было много денег.

– Вот как? – спросил мистер Хэвишем. – Для чего же?

– Ну, – начал Седрик, – с деньгами можно столько всего сделать. К примеру, та же торговка яблоками. Будь я очень богат, я бы купил ей палаточку, чтобы поставить над прилавком, и маленькую печку и давал бы ей доллар каждый раз, как идет дождь, чтобы она могла в этот день оставаться дома. А еще… о, я бы купил ей теплый платок. Чтобы у нее кости так не ныли. Ее кости не такие, как наши, – они болят всякий раз, когда она двигается. Это очень неприятно, когда кости болят. Если бы мне хватило денег на все это, наверное, кости у нее поправились бы.

– Кхм! – сказал мистер Хэвишем. – А что еще ты сделал бы, если бы разбогател?

– Ой! Очень много всего. Конечно, купил бы Душеньке всяких красивых вещей, игольниц, и вееров, и золотых наперстков, и колец, и энциклопедию, и карету, чтобы ей не приходилось ждать трамваев. Если бы ей нравились розовые шелковые платья, то и их бы купил, но она любит черный цвет. Но я бы привел ее в большой магазин, чтобы она все посмотрела и выбрала, что ей захочется. А еще Дик…

– Что за Дик? – спросил мистер Хэвишем.

– Дик чистит обувь, – объяснил его милость, заметно оживившийся от разговоров обо всех этих заманчивых возможностях. – Он такой добрый, самый добрый на свете. Он работает на углу улицы в центре города. Я его уже много лет знаю. Один раз, когда я был очень маленький, мы гуляли с Душенькой, и она купила мне красивый прыгучий мячик, а я его уронил, и он отскочил на самую середину улицы, где кареты и лошади. Я расстроился и заплакал, потому что был очень маленький – я тогда еще в шотландской юбочке ходил. А Дик чистил сапоги какому-то господину и вдруг крикнул: «Эй, привет!» – и как кинулся за мячом прямо между лошадей! Поймал его, вытер своей курткой, отдал мне и сказал: «Не горюй, малец!» Душеньке он этим очень понравился, и мне тоже, и с тех пор каждый раз, когда ходим в центр, мы его навещаем. Он говорит: «Эй, привет!» – и я говорю: «Эй, привет!» – и мы немножко болтаем, и он рассказывает, как идут дела. В последнее время они идут плохо.

– И что бы ты хотел для него сделать? – спросил адвокат, потирая подбородок и улыбаясь загадочной улыбкой.

– Ну… – задумался юный лорд Фаунтлерой и с деловым видом выпрямился в кресле, – я бы выкупил долю Джейка.

– А Джейк кто такой?

– Компаньон Дика, но хуже компаньона на всем свете не сыскать! Это Дик так говорит. Он