Караваев вздохнул.

– Скажи честно, что сама хочешь расследовать пропажу пряников, – сказал он.

– Конечно хочу! Хочу нести справедливость и возмездие!

– Во имя луны?

– Терпеть не могу матроски, – отрезала Ева. – Так ты поможешь?

– Да как?! – Теперь настала очередь Клима закатывать глаза. – След брать я не умею. Ни одна собака не возьмёт его по такой сырости, с такой толпой вокруг. Отпечатки тоже нет смысла искать. Во-первых, снег; во-вторых, тут их столько, что нам это ничего не даст: ни похитителя, ни пряников всё равно нет, а какую тебе пользу принесут рандо́мные отпечатки?

– Когда найдём пряник, по ним уличим похитителя!

– Ань, когда их утащили? – спросил Клим. Похоже, только суровые факты заставят Еву отступить.

Аня пожала плечами.

– Полчаса, может, час назад. Не знаю, тут много народу было, я продала штук семь пряников и чая ещё стаканов десять.

– Чтоб сожрать один пряник, надо минуты три. На два пряника – пять, – подытожил Клим. – Ну, десять, если смаковать.

– А камеры?! Тут они на каждом углу.

– Ты ещё к ним доступ получи, – сказал мальчик. – Никто ради пряников и со стула не встанет. И потом… где пострадавшая сторона? Где наш потерпевший кондитер?

– Так ищет! – всплеснула Ева руками. – В отличие от тебя! Носом землю роет.

– А надо головой, а не носом.

– Гриша хоть что-то делает!

– Он лицо заинтересованное, потому и роет. А я лицо незаинтересованное, – мрачно сказал Клим. – А она вот – лицо замёрзшее! – Он указал на Аню. – Ты бы подменила подругу? Она же тут задубела. Не стыдно?

– И подменю! Как раз собиралась! – вспыхнула Ева. – А ты стрелки не переводи, лентяй.

– Я лентяй? – вскипел Клим.

– А кто?

– Да ты сама…

– Что я? – Ева подскочила, потянулась, задирая голову и глядя снизу вверх на Караваева. Ох уж этот розовый нос, эти пушистые ресницы и невыносимые изумрудные глаза! Климу ужасно хотелось сделать что-нибудь, о чём он, как взрослый и ответственный человек, будет потом горько сожалеть, но тут, к счастью, на сцену бушующих чувств ворвался Григорий Алтынов.

Он вывернул из-за театральной тумбы, поднырнул под лестницей, на которой осветители вешали дополнительные гирлянды к уже горящим над Потайным переулком ста тысячам лампочек, проскользил по плитке и затормозил грудью о прилавок.

– Анечка! – прохрипел он. – Сестрица! Дай чайку хлебнуть, помираю!

– Пряники нашёл? – спросила Аня, наливая чай.

Гриша замотал головой, тяжело дыша, и только жалобно застонал, когда строгая сестрица отвела стакан в сторону.

– Так, братец Иванушка, прежде чем в козлика превращаться, рассказывай.

Алтынов-младший облизал губы, выпучил глаза, как кот в сапогах из мультфильма про Шрека, и сестра смягчилась.

Гриша принялся шумно пить, прихлёбывая и причмокивая, словно редкое животное на водопое в саванне.

С кем, как говорится, поведёшься.

– В общем… я не нашёл… пряников… даже крошек нет!

– Закономерно, – заметил Клим, который отошёл от главы агентства, чтобы она не попалась ему под горячую руку. Теперь он стоял поодаль, загадочный и весь в чёрном: тактические штаны с тактическими карманами, в которых множество полезных устройств, чёрная футболка (её не видно) под чёрным ху́ди с налокотниками и острым, средневекового вида капюшоном. Поверх худи чёрный же утеплённый жилет, тактические перчатки и тактические ботинки. Всё это придавало ему чрезвычайно тактический и романтический вид. Особенно когда его засыпа́л снег. Белое на чёрном – очень тактически.

– Но! – Гриша всосал остатки чая и торжествующе выдохнул. – Я кое-что узнал! – Он смахнул с лица волосы: он с лета их отращивал, чтобы получить роковую чёлку на пол-лица. Аня подозревала, что это влияние некой таинственной красавицы из его класса, но брат не признавался – просто говорил про крутую причёску и периодически топил свою чёлку в супе или чае. Караваев уверял, что Гриша таким образом запасается на зиму полезными веществами, на что Ева тыкала пальцем в косичку Клима и спрашивала, на сколько лет у Караваева пропитания припасено.

Клим не отвечал, ибо у настоящего мужчины есть несколько правил: не беги от медведя, не ешь незнакомых грибов и ягод и, ради всего святого, игнорируй Аппельбаум.

– И что же? Не томи, – первой не выдержала Ева.

– Короче, пряники свистнул бездомный! Мне Виктор Александрович подсказал.

– Кто? – удивился Клим.

– Руководитель театра марионеток «Мефисто»! – кивнул Гриша на сцену. – Они же с нами выступают на одной сцене.

– С вами, – поправил Караваев. – Я тут просто луну вешаю, а мне мешают.

Ева фыркнула.

– В общем, Виктор Александрович видел, как один бездомный болтался тут по переулку, причём с ним были кошки.

– Какие именно? – уточнила Ева.

– Погоди… – Клим не поверил своим глазам. Только не это. Пропажа пряников распахнула портал в ад. – Где ты взяла блокнот?

– Он всегда со мной! – Ева навострила карандаш. – Так какие кошки, Гришенька?

– Кажется, на одном плече у него сидела белая, на другом – чёрная. Не уверен. Некоторые говорят, что на голове у него сидел манул. Ну, или это просто шапка-ушанка, они вообще похожи.

– Хватит бредить! – возмутился Клим. – Мы реально будем расследовать похищение пряников бездомным? А свидетели у нас – две кошки и шапка-манул?

– Не-сом-нен-но! – подняла тонкий палец Ева – точь-в-точь как совсем недавно Клим. – Дело о похитителе пряников объявляется открытым! Наши подписчики истосковались.

– Да они уже все разбежались, Ева! Остановись!

– Вот сейчас и прибегут обратно! И друзей приведут.

– Ребята, ну хоть вы скажите ей! Я что, тут один нормальный остался?!

– Иди луну вешай, у нас ещё полно дел!

История вторая

26 декабря

– Справа заходи! Он там! Гриша, ну ты чего?!

– В Сокольники рвётся, гад!

– Да вот же он! Ах ты! – Клим остановился и пнул ногой искусственное деревце, увешанное оранжевыми фонариками физалиса. С верхушки на него упал небольшой сугроб.

Фестиваль тонул в снегу. Дворники с самого утра скребли лопатами, но щедрое небо снова отсыпало с лихвой пуха и ледяных звёзд. Фестиваль торжественно открылся. Чиновники уже прочитали речи, похлопали в варежки, и из динамиков полилась песня про потолок ледяной. Скоморохи в живописных лохмотьях поверх пуховиков пританцовывали, наигрывая красными пальцами на балалайках, от всей души дудя в дуделки и сопя в сопелки. Самый важный из них, отчего-то в чёрной пиратской шляпе, крутил ручку колёсной лиры и водил за собой поддельного белого медведя в голубой ушанке и