– Но, – я продолжала смотреть на Расселла с улыбкой, – дело в том, что… все получилось не так, как он планировал. Папа хотел стать писателем. Начал научно-фантастический роман, когда я только пошла в школу…
– А опубликовать его он пытался?
– Даже не знаю. Знаю только, что сегодня он пишет книгу, говорит о ней за ужином, а завтра будто ничего и не было. Может, это просто слишком трудно? Меня растить, работать, книгу писать… – Не хотелось говорить Расселлу напрямую, но – если коротко – Джиллиан отобрала у папы еще и это.
– Ну… может, теперь напишет? Когда ты уедешь учиться.
Я кивнула, хотя совсем не была в этом уверена. Потому что заранее знала, как будет выглядеть наш дом после моего отъезда: папа сидит один за кухонным столом. Я в Коннектикуте, он в Рейвен-Роке, мы оба несчастны.
– Следующий! – объявила продавщица, и мы все сделали шаг вперед.
Вблизи стало видно, что рядом со столом стоит кулер, наполненный льдом, а из него торчат бутылки с водой и банки с газировкой, – я придвинулась, чтобы получше рассмотреть.
– Думаешь, у нее есть «Сидраль мундет»?
– А это что такое?
– В смысле?
– Это вид тако?
– Это напиток! – выпалила я. – Ужасно вкусная мексиканская яблочная шипучка, почти из одного сахара. У вас в Охае что, тако не продают?
– Продают конечно.
– Хорошие?
– Отличные.
– Ну, вот уж не знаю. Если к ним не подают «Сидраль мундет», что-то они у меня не вызывают доверия.
– В моих любимых местах пекут свои тортильи, а к ним есть орчата из бочки.
– Ух ты. Да, звучит здорово.
– Пальчики оближешь.
– Тем не менее. Спорим, у нас лучше. У нас есть Лео на Рейвен-Рок-бульваре, напротив маленького «Таргета». Я тебе покажу.
Расселл широко улыбнулся, как будто увидел то же, что и я: у этого вечера, у этого чувства будет продолжение, мы полетим вперед через время и пространство и окажемся – вдвоем, взявшись за руки, – у моего любимого киоска с тако.
– Хорошая мысль. Я попрошу этой самой яблочной шипучки.
– «Сидраль мундет».
– Именно.
– Следующий! – выкрикнула продавщица, и я поняла, что четверо перед нами были одной компанией, а значит, остался единственный человек, и он подошел делать заказ. Сзади на футболке у него было написано: «Невада индепендент».
Я впитывала происходящее, пытаясь накрепко запечатлеть в памяти. Сколько раз я стояла вот так вечером, дожидаясь в очереди еды на парковках и тротуарах? Зная, что через несколько минут получу бумажный пакетик, где будут лежать завернутые в фольгу тако, или буррито, или бутерброд из кесадильи между двумя бумажными тарелками, сверху красная и зеленая сальса и тут же дольки лимона и редьки в полиэтилене.
– Ой, ужас! – выпалила я, потому что осознала страшную вещь.
– Что? Ты в порядке?
– Совершенно точно нет. Я поняла, что теперь до Рождества, наверное, больше не попробую ни одного нормального тако. – Я шумно выдохнула. – Бывает ностальгия по тому, с чем ты, строго говоря, еще не расстался?
– Я уверен, что для этого есть специальное слово. Наверняка очень длинное и немецкое.
– Могу посмотреть. – Я потянулась к телефону, но сразу сообразила, что ничего не выйдет. – Нет, не могу.
– А ты что, не успеешь поесть еще тако до отъезда? Ты когда улетаешь в Коннектикут?
– Завтра.
– Завтра?
– Да, у меня ночной рейс на Нью-Йорк, оттуда дальше поездом. Мы с папой уже все спланировали. Сперва сходим поужинаем – он это назвал Тайной вечерей. А потом, по дороге в аэропорт, заедем в «Ин-эн-аут» и возьмем молочные коктейли, потому что мне придется жить без них столько, сколько я еще никогда не жила.
Расселл покачал головой и сложил руки на груди – боженьки, до чего же красивые руки, обнаженные, если не считать часов. Часы, кстати, обычные, не эпловские. Потертый кожаный ремешок, белый циферблат с золотыми цифрами и стрелками.
– Я как-то и не подумал, что ты на много месяцев останешься без «Ин-эн-аут». Это жестоко.
– Так ты ж и сам останешься: вряд ли эта сеть есть в Мичигане.
– Блин, а ведь правда. Я об этом вообще не думал.
– По крайней мере, в Энн-Арборе много всего хорошего. Мой приятель Джек ездил туда прошлым летом. И все рассказывал про эту кондитерскую…
– Зингермана?
– Да! Он привез черно-белое печенье, пальчики оближешь.
– Может, и ты что-нибудь найдешь – я уверен, что в Коннектикуте много вкусной еды. Кто знает, а вдруг там тако еще лучше.
– В Коннектикуте вообще нет ничего хорошего. Не штат, а пустое место. Никто про него ничего не знает.
– Да ладно. Что-то там все-таки есть.
– Типа?
– Типа… Йеля? Хедж-фондов?
– Спасибо за попытку, но Коннектикут настоящая дыра.
– Тогда… э-э, а зачем ты вообще туда едешь? Как я понял, тебе не хочется.
– Не хочется, – отрывисто ответила я и тут же пожалела. Покачала головой, пытаясь сообразить, как бы выразиться поточнее. – Извини. Просто… я получила очень хорошую финансовую поддержку. От такой трудно отказаться. Но этот университет был не первым в моем списке.
Я решила, что Расселлу будет неинтересно слушать, откуда на меня свалилось мое богатство, как и про то, что особого выбора у меня не было.
Он кивнул, глядя мне прямо в лицо, будто говоря, что, если я все-таки надумаю рассказать, он выслушает. Я прикинула, стоит ли, решила, что не стоит. Завтрашнему дню и всему, что будет позже, не было места здесь, рядом с Расселлом.
– Следующий! – выкрикнула продавщица, передавая предыдущему покупателю бурый бумажный пакет и влажную банку шипучки – и я с ужасом сообразила, что так и не придумала, что закажу.
– Ты что будешь, Дарси? – спросил Расселл, и я невольно отметила, как мне нравится собственное имя в его устах.
– Тако карне асада и сырную кесадилью.
Я выговорила это с натугой, а Расселл шагнул вперед и повторил мой заказ на прекрасном испанском. И я только таращилась на него, пока он делал собственный заказ – буррито с курицей и тако аль-пастор; потом он сделал шаг назад, ко мне, и мы стали ждать.
– Прости, – произнес он смущенно. – Я это, наверное, зря. Просто хотелось произвести на тебя впечатление.
Я почувствовала, как радостно трепещется сердце.
– Ну, у тебя получилось. – Я улыбнулась и попыталась сосредоточиться, хотя с каждой минутой было все сложнее. – Я думала, ты говоришь по-французски.
– У меня мама переводчица. В моем доме захочешь поесть – придется выучить кучу языков.
– Вот класс! И сколько языков она знает?
Расселл нахмурился, слегка склонив голову набок, будто считая про себя. С каждой секундой я впечатлялась все сильнее. Так и видела их мысленным взором: Расселл с мамой и папой сидят за столом в уютной кухоньке, перебрасываются фразами на разных языках, беседуют, смеются.
– Пять, – наконец сообщил Расселл. – Французский, английский, испанский, португальский и итальянский. Сейчас она учит корейский, так что уже пять с половиной.
– Она переводит книги?
– Теперь да. Начинала она в сфере туризма. Так они с папой и познакомились. Он приехал во Францию и в итоге нанял переводчика, потому что постоянно кого-то ненароком обижал.
– То есть наводить мосты у него не получалось.
– Вот именно.
– Он их скорее разрушал. А это не дело.
– Кстати, забавный факт…
– Ура! – Я хлопнула в ладоши. – Очередной!
Расселл рассмеялся:
– Я не понимаю, ты иронизируешь или нет.
– Нет, уж поверь. Я бы не стала. Я же не Дылда Бен. – Я помолчала – мне пришла в голову одна мысль. – А вы никогда не думали его назвать Биг-Беном?
– Так, и где ты была, когда я учился в пятом классе? – Он сбросил рюкзак на землю, начал расстегивать молнию. – Сейчас напишу ему сообщение…
– Телефон сдох.
– А, да. Опять забыл.
– Так что за факт? Прости, что все время перебиваю.
– Ну, про французский язык. Ты в курсе, что это один из самых точных языков? Там слов гораздо меньше, чем в английском. Поэтому контракты и соглашения часто пишут по-французски, на нем все можно сказать очень внятно и однозначно.
– И правда забавный факт. Французский факт.
– Ага, вот теперь ты иронизируешь.
– Ну, если
