Владимир Ильич Ленин - Владимир Владимирович Маяковский

Владимир Маяковский

Владимир Ильич Ленин

(из поэмы)

В. МАЯКОВСКИЙ

В этой книжке напечатана заключительная часть поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин».

К работе над поэмой «Ленин» Маяковский приступил сразу после смерти Владимира Ильича. Осенью 1924 года поэма была закончена, и 21 октября Маяковский прочитал ее активу московской партийной организации. Поэма была горячо встречена активом, и это обрадовало поэта. Много раз потом в разных аудиториях, в СССР и за рубежом, читал Маяковский поэму «Ленин» — всюду она покоряла слушателей необыкновенной силой созданного поэтом образа Владимира Ильича.

Знаменательной вехой в жизни поэта стало 21 января 1930 года. В этот день, в шестую годовщину смерти Ленина, — на торжественном собрании в Большом театре, в Москве, Маяковский читал свою поэму в присутствии товарища Сталина и членов Политбюро. Когда Маяковский кончил чтение, товарищ Сталин, члены Политбюро и все участники собрания аплодировали поэту. Это было заслуженное признание Маяковского как народного поэта, близкого миллионам советских людей.

Высокую оценку творчества Маяковского дал товарищ Сталин. Он сказал о нем: «Маяковский был и остается лучшим талантливейшим поэтом нашей советской эпохи».

Рисунки В. Ладягина

Российской Коммунистической Партии

посвящаю.

Если бы                выставить в музее плачущего большевика, весь день бы                         в музее                                       торчали ротозеи. Еще бы —                    такое                              не увидишь и в века! Пятиконечные звезды                  выжигали на наших спинах                                                     панские воеводы. Живьем,         по голову в землю,                             закапывали нас                                           банды Мамонтова. В паровозных топках                                     сжигали нас японцы, рот заливали свинцом и оловом, — Отрекитесь! — ревели,                                         но из горящих глоток                            лишь три слова: — Да здравствует коммунизм! — Кресло за креслом,                                   ряд в ряд эта сталь,                   железо это вваливалось                        двадцать второго января в пятиэтажное здание                                       Съезда советов. Усаживались,                         кидались усмешкою, решали              по́ходя                          мелочь дел. Пора открывать!                              Чего они мешкают? Чего          президиум,                             как вырубленный, поредел? Отчего              глаза                       краснее ложи? Что с Калининым —                                   Держится еле. Несчастье?                      Какое?                                   Быть не может! А если с ним?                          Нет!                                  Неужели? Потолок                на нас                           пошел снижаться во́роном. Опустили головы —                                    еще нагни! Задрожали вдруг                                и стали черными люстр расплывшихся огни. Захлебнулся                       колокольчика ненужный щелк. Превозмог себя                             и встал Калинин. Слёзы не сжуешь                                 с усов и щек. Выдали.                Блестят у бороды на клине. Мысли смешались,                                   голову мнут. Кровь в виски,                          клокочет в вене: — Вчера                 в шесть часов пятьдесят минут скончался товарищ Ленин! — Этот год                видал,                           чего не взвидят сто. День          векам                     войдет                                  в тоскливое преданье. Ужас          из железа                            выжал стон. По большевикам                               прошло рыданье. Тяжесть страшная!                                  Самих себя же                                                        выволакивали волоком. Разузнать —                        когда и как?                                             Чего таят! В улицы               и в переулки                                     катафалком плыл          Большой театр. Радость                ползет улиткой. У горя            бешеный бег. Ни солнца,                    ни льдины слитка — всё       сквозь газетное ситко черный              засеял снег.