– Вот же чёртов угол достался, – вздохнул он.

С утра Воронин разбирался с кабанами в Самородах. Эти твари продолжали бесчинствовать среди могил, деревенские названивали Антонине, а глава поселения просверлила мозг Воронину: чем он занимался вчера и почему до сих пор не усмирил окаянных вепрей.

Участковый доехал до кладбища только утром следующего дня, в день похорон Горгыча. Пенсионер Андрей Петрович Околышкин, чей дом был ближе всего к их самородовскому кладбищу и который в силу этого исполнял невольные обязанности смотрителя кладбища, охотно ввёл его в курс дела.

– Два раза в день кормятся, – сказал он. – Приходят с горохового поля. Яко тати в ночи крадутся.

Андрей Петрович за годы кладбищенского соседства приобрёл своеобразный чёрный взгляд на вещи этого бренного мира и нахватался лексики от местного батюшки. К тому же он по совместительству ещё и звонарём в церкви Георгия Победоносца подвизался, пока силы были. Так что тема посредничества между разными сторонами нашей жизни ему была понятна. Звонарь, он же к небу повыше, хоть немного. А могильные люди к земле, опять же. Вот и Околышкин жил на околице: был небесный, теперь стал земной, почти подземный.

– Так они горох жрут? – догадался Воронин.

– И жрут, и спят в горохе. Он сочный, сладкий.

– И сколько их, говоришь, Петрович? – Воронин взялся за планшетку. Дело ясное: позвонить в охотхозяйство, пусть пошумят, постреляют, шуганут этих свинокопытных обратно в Калужскую область. Хотя парочку можно и завалить, давно он сала не солил.

– Десять. Два кабана, три подсвинка и девки. Хотя нет, девять. – Пенсионер задумался. – Я ж одного поймал.

– Да ладно? – поразился участковый. – Руками?

– Мозгами, – обиделся звонарь-пенсионер. – Это вы всё руками да руками, грешники ментовские.

– Чего? – возмутился участковый, но Околышкин ушёл вперёд по протоптанной в высокой сухой траве тропе.

– Вот, Сергеич, живёшь и не знаешь, когда час твой придёт, – сказал он назидательно, стоя у края ямы. – Что, храпоидол, страшно тебе?

Из ямы долетал топот и сопение. Воронин подошёл и крякнул. На дне глубокой, метра два, ямы бродил упитанный кабанчик. Воронин прикинул на глаз – полугодовалый. Увидев участкового, он вздёрнул пятачок и жалостливо захрюкал.

– Вот ведь скотина какая, – озадачился участковый. – И что ты будешь делать с ним, Андрей Петрович?

– Думаю, колбасу… – потёр ладони пенсионер. – С чесночком. Верно, храпоидол?

Подсвинок завертелся, заголосил на всё кладбище. Сдёрнулась с ограды сорока, зазвенело в ушах Воронина.

– И как же ты такую яму выкопал? – Участковый присел у края. – Богатая яма.

Подсвинок запрыгал, потом опёрся о стенку и заглянул Воронину в глаза. Тот поморщился, отвёл взгляд. Ну что за свинья! Глаза огромные, ресницы пушистые, в голосе слеза. Не подсвинок, а красна девица.

– Пацанов попросил, деревенских наших, – сказал Петрович. – Ну что, лейтенант, ты его сам шмальнёшь или…

Пенсионер шевельнул туристическим топориком, а Воронин ещё гадал, зачем он отставному звонарю. Думал, заросли рубит вокруг могил, чтобы провести его к месту преступления. Тоже мне, Индиана Джонс.

– Что значит «шмальну»? – оскорбился Воронин. – Вы, Андрей Петрович, выражения выбирайте. На каком основании я буду использовать табельное оружие? Моей жизни и здоровью ничто не угрожает. Да я за одну пулю буду месяц отписываться.

Околышкин пожал плечами, примерился и деловито покачал топориком. Кабанчик вжался в грунт. Участковый представил, сколько будет кровищи в яме, и замахал планшеткой.

– Погоди с колбасой, Петрович. Ты хоть знаешь, сколько у него болячек? Ты бычий цепень захотел? Печёночного сосальщика?

– Не хочу, – оторопел пенсионер. – Что за сосальщик?

– Паразит такой, – объяснил участковый. – Эти свиньи везде бегают, всё жрут. Сегодня конфетки с могилы, а завтра чей-нибудь труп в лесу.

– Чей труп? – заволновался Околышкин. Воронин хотел сказать – москвича-грибника, но смягчился.

– Мёртвый труп, Андрей Петрович, мёртвый. Собаку какую-нибудь за милую душу.

– Это, конечно, да, они всё жрут, – согласился звонарь. – С другой стороны, из земли выходим, в землю уходим, и не знает человек времени своего. С третьей стороны… торопить свой час опять же грех. С четвёртой…

Он задумался. Околышкину явно хотелось кабанятины.

– В прошлом году в Мамонтово лисы старый скотомогильник раскопали, а там коровы с ящуром были, – нажал Воронин. – Пришлось всех местных лис отстреливать. А сторож, которого они цапнули, два месяца в больнице провёл.

Про ящур и лис Воронин сочинил на ходу. Он понятия не имел, могут ли лисы переносить ящур и опасен ли он для человека. Но форменная рубашка, фуражка, уверенный тон и ореол власти, каким облекается всякое должностное лицо, как незримыми доспехами, своё дело сделали. Пенсионер засомневался.

– Так что я бы на твоём месте его есть не стал, – закрепил успех Воронин. – Мало ли что…

– А что ж с ним делать? – задумался Околышкин.

– Не знаю, Петрович, не знаю. Ты ж его поймал, верно? В яму, которая… что?

– Что? – насторожился пенсионер.

– Является ловушкой-самоловом, такие ставить на диких копытных запрещено. К тому же ловушка в свою очередь выкопана организованной группой по предварительному сговору с целью… какой? Правильно: поймать дикого кабана. В то время как сезон охоты открывается только в августе и только в пределах охотхозяйств, к каковым сельское кладбище никак не относится. Да и разрешения на охоту и путёвки у тебя нет. Или есть?

Пенсионер помотал головой. С каждой фразой он мрачнел всё больше.

– Так что ж теперь делать? – развёл он руками. Посмотрел на участкового, и надежда зажглась в его маленьких впалых глазках. – А знаешь, забери ты его, Воронин?

Вот так участковый стал обладателем подсвинка, а потом с ним в машине повстречался Никита Узов и был до крайности этим возмущён. Но что делать, в собачник для задержанных Храпчик не вмещался.

Воронин привстал, дотянулся до окна и снял оттуда папки с материалами. Внизу, прямо под окнами, у них располагался пустующий вольер кинологической службы. Отдел строился в девяностые, и тогдашний начальник был уверен, что именно слаженная команда сотрудников полиции и служебных собак значительно продвинет сельскую милицию. Большой был фанат сериала «Комиссар Рекс». Но лет пять назад область урезала им расходы, и кинологи переехали в Златогорск. А вольер вот стоит, пустует.

Воронин прицелился и кинул в подсвинка сморщенное яблоко, которое инспектор по делам несовершеннолетних Лариса благополучно забыла на подоконнике за материалами по семье Гримуаровых, и оно там, болезное, мариновалось уже две недели. Кабанчик близоруко повёл рылом, нащупал угощение и благодарно хрюкнул.

Участковый умилённо наблюдал, как Храпчик – сокращённо от храпоидола – чавкает яблоком. До завтра в вольере перекантуется, а потом он его домой отвезёт и