— Да нет, что вы! — хором отозвалась вся семья.

А папа прибавил:

— Если ещё понадобится оставить… слона там или тигра — не стесняйтесь, милости просим!

Митя вынул расписку и перешёл к делу. Он читал:

— «Кроликов ангорских два».

— Есть! — звонко крикнула Катя и передала кроликов Володе.

— «Черепаха эмида европейская одна», — читал Митя.

— Одна, — сказали Катя и Милка.

— «Стурнус вульгарно, скворец говорящий один».

Этого Милка повторить не могла.

Володя накрыл клетку платком.

— И крокодил. Всё! — сказал Митя и задвинул крышку крокетного ящика.

— А как он в трубе!.. — вдруг захохотал мальчик с макаронами и чуть не испортил всё дело.

— Ладно, ладно, чего там! — поспешно перебил папа, замахав на него руками, и мальчик умолк.

Митя и Володя подошли к Кате, и каждый пожал ей руку. Потом они поклонились папе, бабушке и даже Милке.

— До свидания! — сказали они.

В это время в окне появился кот.

— Кота не возьмёте? — предложил папа.

— Кота не надо, — сказали мальчики.

Тут опять раздался звонок.

— Интересно, кто это? — спросил папа. — Кажется, уже все пришли, кому надо и кому не надо.

Он открыл дверь.

На пороге стоял Александр Иванович Медведкин с большим тортом в руках.

— Слушайте! — сказал папа и взял его за пуговицу. — Скажите правду: где вы взяли нашего кролика?

— Какого кролика? — спросил Медведкин.

Папа пристально посмотрел в его честные, удивлённые глаза и понял, что Медведкин в самом деле ничего не знает о кролике.

И это было правда. Захлопотавшись на службе, Медведкин не прислал торта домой. А сейчас, после работы, он не застал жены и сына дома: они ушли в кино. Тогда он сам поднялся с тортом к Пастушковым. Ясно, что о кролике он не знал, как, впрочем, и остальное семейство Медведкиных.

Объяснить всё это могла бы Надежда Петровна, но к ней, конечно, никто не пошёл.

— Хорошо всё-таки, что в мире есть тайны! — сказал папа, закрывая дверь за Медведкиным.

Он вернулся в комнату и объявил:

— А теперь, если это действительно торт, а не электрический скат или росомаха, мы его съедим!

Бабушка усадила всех вокруг стола.

Папа вооружился ножом, но, прежде чем разрезать ленточку, нагнулся к коробке и прислушался.

Внутри было тихо.

Папа осторожно разрезал ленточку и поднял крышку.

Это был прекрасный кремовый торт с жёлтыми розами и чёрными шоколадными раками.

— Я пошёл, — вдруг сказал мальчик с макаронами и сполз со стула.

Все удивились и начали уговаривать его остаться.

— Не, — сказал мальчик, беря кулёк. — Мама сказала, чтоб через десять минут был дома с макаронами. А теперь уже, наверное, не десять.

Он поглядел в окно.

На улице зажглись фонари.

Глупая Шершилина,

или

ПРОПАЛ ДРАКОН

В это тихое, солнечное утро председатель отряда четвёртого класса 27-й школы Миша Коробкин даже представить себе не мог, что с ним случится в самом ближайшем времени; он сидел на бульваре, начищенный и наглаженный, в самой парадной пионерской форме, и что-то усердно зубрил, поглядывая то в блокнот, то на небо. Потом он отложил блокнот, встал, вежливо поклонился соседнему дереву и произнёс:

— Здравствуйте, уважаемый Алексей Иванович! Мы, делегаты Коробкин и Кошкин…

Он посмотрел на свои ручные часы и проворчал:

— Кошкин опаздывает! …Явились пригласить вас от имени и по поручению нашего отряда на сбор по вашему творчеству.

Дальше должен был говорить Кошкин, но Кошкина не было, а уже пора было идти. Миша возмутился: «Да где же этот Кошкин?»

Он поглядел туда и сюда. На бульваре — никого. Вдруг в самом конце аллеи показалась какая-то фигурка. Она мчалась прямо к Мише, размахивая букетом. Он узнал её: это Лида Шершилина, довольно глупая девчонка из его класса. Она была в парадной форме, а на голове её прыгал бант, похожий на бабочку-капустницу.

— Коробкин, ты не волнуйся! — кричала она, подбегая. — Я вместо Кошкина!

— А Кошкин где?

— Кошкину никак. У него половина зелёная.

— Какая ещё половина! — закричал Миша.

— Левая, — сказала Лида Шершилина. — Представляешь, какой ужас? Мы преспокойно раскрашиваем «ПРИВЕТ ЛЮБИМОМУ ПИСАТЕЛЮ», совершенно ничего не думаем, и вдруг — здрасте! Кто-то ревёт страшным рёвом, и вваливается этот кошмарный Кошкин — зелёный-презелёный!

Миша мало что понял, но сразу почувствовал, что ничего хорошего для него из этой истории не выйдет.

— Понимаешь, он к тебе мчался и налетел на ведро с краской, — тараторила Лида. — Он в школу. Что делать? Галина Ивановна ужаснулась — куда его? В делегацию такого зелёного — как же? Так его, бедного, жалко!

Лида вздохнула и умолкла. Будто радио выключила.

Миша молчал. Такую новость надо было обдумать.

Подумав, Миша решил, что ничего плохого, в общем, не произошло. Может, даже наоборот. Он сказал:

— Чего жалко, сам виноват. Разиня. Что ж, ладно, Коробкин и один справится.

— Почему это один? — удивилась Лида. — Теперь же я вместо Коробкина! Галина Ивановна сказала…

— А зачем ты мне нужна? — сказал Миша. — Что-то ты много о себе воображаешь! Иди-ка ты домой.

— Ещё чего, домой! — возмутилась Лида. — Сам иди! Я такая же делегатка, как и ты! Хитрый очень. Думаешь, мне не хочется к знаменитому писателю?

— Хочется! — Миша презрительно фыркнул. — Меня всегда выбирают, потому что я умею разговаривать, как надо. Один разговор — для приветствования, другой — для поздравления. А ты какие можешь слова сказать?

— А я и не буду слова говорить! — не сдавалась Лида. — Говори себе, а я буду… вот… цветы подносить!

Да, насчёт цветов Шершилина была права. Цветы подносить тоже полагалось. Миша пожал плечами и нехотя сказал:

— Ну ладно. Идём уж… делегатка!

Но сначала придирчиво осмотрел Лиду с ног до головы.