заросшей папоротником, листья которого походили на бархатные дамские платья. Там протекал ручей с усыпанным галькой дном, и у плакучей ивы разливался в небольшой пруд. Я карабкалась по камням, не жалея юбки и панталон, пока не выбралась к дереву. Я обняла крепкий ивовый ствол и прижалась щекой к покрытой мхом коре, а потом опустилась на четвереньки и залезла в тенистую ложбину между склоненной кроной и ручьем. 
Это было мое тайное укрытие, о котором не знал никто, кроме меня. Здесь хранились мои сокровища, которые миссис Лэйн непременно выкинула бы, вздумай я принести их домой. Пока глаза привыкали к полумраку, я устроилась на мягкой земле поуютнее. На каменных полочках, которые я сама соорудила, лежали раковины улиток, разноцветные камешки, шапочки желудей, пестрые сине-коричневые перья сойки, красивая запонка, треснувший медальон и другие драгоценности, найденные в сорочьих гнездах.
 Я вздохнула с облегчением и, подтянув колени к подбородку, обхватила их руками, хотя приличным леди так сидеть уж-точно не полагалось. Я посмотрела на бурлящий ручей. В пруду плавали мальки радужной форели. Обычно я отрешалась от всего, наблюдая за тем, как они то уносятся в разные стороны, то собираются вместе.
 Но не сегодня. Я все думала о маме, о том, что дома меня ждет не она и что скажут Шерлок и Майкрофт, когда я вернусь в грязном платье...
 «Нарисуй на них карикатуру», — пронеслось у меня в голове.
 Я опустилась на колени, открыла деревянную коробочку с набором для рисования и достала из нее карандаш и несколько листов бумаги. На одном из них я грубо набросала Майкрофта в коротких гетрах, с моноклем и тяжелой цепью карманных часов на выпирающем жилете.
 На втором — Шерлока с вытянутыми худыми ногами, острым носом и подбородком.
 Потом мне захотелось нарисовать маму, ведь на нее я тоже была в обиде. Как она выглядела в день побега? Шляпа, похожая на перевернутый цветочный горшок, короткий жакет, платье с турнюром — странное сочетание...
 Мама не взяла с собой ни краски, ни кисти.
 Она знала, что не вернется к празднованию моего дня рождения.
 Нет, мама явно что-то затевала. Как бы горько мне ни было это признавать.
 Пока я тщетно ее искала, вне себя от тревоги и переживаний, она наслаждалась своим приключением в гордом одиночестве.
 Казалось бы, мне следовало обрадоваться, что мама жива.
 Однако я не радовалась. Я была раздавлена. Она меня бросила. С таким же успехом можно было отказаться от меня сразу после родов.
 Положить в корзинку и оставить на чужом пороге.
 Почему она так не поступила? Почему ушла именно сейчас? Куда? Я опустила руку
 с карандашом и задумалась. Потом отложила рисунки и написала на чистом листе бумаги ряд вопросов:
  Почему мама не забрала меня с собой?
 Почему не села на велосипед, если собиралась в дальний путь?
 Почему так странно оделась?
 Почему не вышла через ворота?
 Если мама собралась пешком путешествовать по стране, куда она могла направиться?
 Предположим, транспорт нашелся - куда бы мама на нем уехала?
 Как поступила с накопленными средствами?
 Почему при ней не было никаких вещей, ведь она замыслила побег?
 Почему мама сбежала в мой день рождения?
 Почему не попрощалась, ничего не объяснила?
  Я отложила карандаш и уставилась невидящим взглядом на маленькие водовороты в ручье и крошечных мальков форели, похожих на черные слезинки.
 В подлеске за ивой зашуршала листва. В мое укрытие заглянула знакомая лохматая морда.
 — Это ты, Реджинальд? Я хочу побыть одна, — сказала я, но при этом все же потянулась к старому псу. Он уткнулся носом мне в щеку и радостно повилял клочковатым хвостом, а я бережно его обняла. Вдруг сверху раздался мелодичный голос:
 — Благодарю тебя, Реджинальд.
 Надо мной стоял мой брат Шерлок.
 Я ахнула, оттолкнула Реджинальда и метнулась к рисункам, лежащим на земле, но Шерлок меня опередил.
 Он с удивлением посмотрел на листы, а затем, закинув голову вверх, залился тихим, но искренним смехом, и так долго смеялся, что в конце концов без сил опустился на гладкий камень у ивы, хватая воздух ртом.
 Я густо покраснела от стыда, но брат мне улыбнулся:
 — Молодец, Энола. У тебя получились отличные карикатуры. — Он вернул мне рисунки. — Думаю, Майкрофту их лучше не видеть.
 Я опустила взгляд и спрятала листки на дно деревянной коробочки.
 — Знаешь, рано или поздно эта покосившаяся ива рухнет в ручей, — добавил Шерлок. — Будем надеяться, что в этот момент тебя под ней не окажется.
 Он не насмехался над моим тайным убежищем, но в голосе его слышались осуждение и просьба выйти на свет. Я нахмурилась, но подчинилась.
 — А это что за бумажка? — спросил Шерлок. — Я взгляну?
 Мой список вопросов. Ладно, уже не важно, что брат обо мне подумает. Я отдала ему листок и плюхнулась на поросший мхом камень.
 Шерлок внимательно изучил список. Его узкое угловатое лицо приобрело серьезное выражение.
 — Ты перечислила самые важные моменты, — заключил он с заметным удивлением. — Полагаю, матушка не хотела, чтобы сторож запомнил, в какую сторону она пошла, и поэтому не воспользовалась глав- ними воротами. А транспорт мог заметить случайный прохожий: вероятно, из-за этого она не поехала по дороге. Хитро. Теперь нам ни за что не догадаться, где ее искать — на севере, юге, востоке или западе.
 Я кивнула и выпрямила спину. Настроение заметно поднялось. Старший брат не поднял меня на смех, а поделился собственными выводами.
 Теперь я поняла, почему на душе у меня полегчало во время разговора за вторым завтраком.
 Тогда выяснилось, что братья не приезжали к нам из-за крупной ссоры с матерью и моей вины здесь не было. Во мне затеплилась надежда.
 Вдруг мое желание сбудется и у меня еще есть возможность с ними поладить?
 Я хотела, чтобы они... О том, чтобы Майкрофт и Шерлок меня полюбили, я и не мечтала. Но пусть я хотя бы буду им не безразлична.
 — А на остальные вопросы, Энола, мы постараемся найти ответы, — договорил Шерлок.
 Я снова кивнула.
 — Одного я не понимаю, — задумчиво добавил он. — Разве матушка странно оделась? По описанию Лэйна мне так не показалось.
 Я вспомнила неловкий разговор с Лэйном и смущенно пробормотала:
 — Ее... э-э... юбка.
 — А, турнюр? — спокойно уточнил Шерлок. — Говорят, один каннибал как-то спросил жену миссионера: «У вас там все девушки рождаются с уродствами?» Что ж, не