кажется, целую вечность, пока кусок сине-красного пластика не начал наконец набухать. 
Но тут у меня за спиной раздался радостный возглас:
 — Ты надуваешь батут?
 Это был Кенни.
 Стоило, конечно, запереть дурацкую дверь сарая.
 — Нет, Кенни, — ответил я. — Просто решил… ну это…
 А потом, сам не знаю почему, всё ему рассказал.
 Может, так на меня подействовали печальные старые предметы, которые попались мне на глаза, и печальные старые мысли, которые пришли мне в голову. После них разумнее было бы взять старый отцовский молоток и треснуть им себе по голове. Но я живой человек и поэтому из всех возможных вариантов вечно выбираю самый кретинский.
 — Понимаешь, Кенни, когда я плавал за Тиной, я кое-что заметил там в пруду…
 — Щуку? — перебил меня Кенни. — Утку? Или…
 Дай ему волю, он так целых полчаса выкрикивал бы первые приходящие в голову слова, но я его сразу остановил:
 — Нет, Кенни. Я увидел в воде мёртвого человека.
 — Мёртвого человека… — повторил за мной Кенни. Его лицо казалось жёлтым в свете свисавшей с потолка голой лампочки.
 А в следующий миг его прорвало — один за другим с невероятной скоростью посыпались вопросы: «Откуда ты узнал, что он мёртвый?», «От чего он умер?», «Он утонул?», «Его закусали щуки?», «Как его зовут?»
 — Не знаю, — сказал я, разом ответив на все его вопросы. А потом, как дурак (почему, собственно, как?), взял да и всё выложил: — Ну, то есть я, может, и знаю, кто это. Потому что я видел его часы. Золотой «Ролекс». Они стоят дороже, чем наш дом. И я подумал, что можно забрать часы, продать, а деньги отдать отцу. И мы больше не будем бедными, отец сможет купить всякие нужные вещи, и мы все вместе сможем поехать отдыхать.
 В глубине души я видел в этой затее ещё один плюс, но запретил себе о нём думать. Он заключался в том, что, если отец разбогатеет, к нам может вернуться мама. А запретил я себе об этом думать, потому что боялся предать Дженни, которая была к нам очень добра.
 Кенни внимательно меня выслушал и спросил:
 — Мертвец в пруду — это Мик Боуэн? Отец Джезбо? Значит, он умер? А это точно он?
 Я кивнул:
 — Да, он исчез, а больше ни у кого в округе таких часов не было.
 — Его убили плохие люди? — спросил Кенни.
 — Он сам был плохим.
 — Ну я про таких, совсем-совсем плохих.
 — Да, может, они его и убили, — сказал я. — А может, он сам в пруд упал.
 Но было понятно, что никуда он сам не падал.
 — У него нельзя ничего забирать, — сказал Кенни, подумав. — Это воровство.
 — Нет, Кенни, не воровство, — возразил я. — Он мёртв. И он нам должен.
 — Почему?
 — Потому что из-за него у отца были неприятности.
 Кенни моя затея явно не нравилась. Он понимал, что брать чужое нехорошо, но при этом доверял мне и считал, что если я что-то говорю, то так оно и есть.
 — Нам всего-то нужно снять с Мика Боуэна часы, — сказал я. — Потом мы сообщим про него в полицию. Позвоним, изменив голос, чтобы нас не вычислили. Полиция найдёт его и вытащит из пруда. Мы окажемся вроде как настоящими героями, но только об этом никому нельзя будет рассказывать.
 Я знал, что заставить Кенни держать язык за зубами будет труднее всего.
 — Настоящие герои, — повторил за мной Кенни. — Тогда ладно. А теперь пойдём прыгать на батуте?
 Я взглянул на полунадутый матрас.
 — Нет. Мы используем его вместо лодки, чтобы сплавать за часами.
 — Как пираты, просиял Кенни. — Прямо как настоящие пираты!
   10
 
    Кенни посмотрел на матрас и спросил:
 — Он же не до конца надут, да?
 Это была чистая правда. Поэтому я понадувал его ещё. Потом меня сменил Кенни. А потом я его. Но каждый раз, когда казалось, что осталось совсем чуть-чуть, матрас начинал сдуваться.
 — Я думаю, что он дырявый, — сказал Кенни.
 — Да что ты говоришь, Шерлок, — воскликнул я и этим очень его рассмешил.
 — Да что ты говоришь, Шерлок. Да что ты говоришь, Шерлок, — повторял он, пробуя звучную, шипящую фразу на вкус.
 Я смял и отшвырнул матрас. Он приземлился в углу сарая, сиротливый и никому не нужный. Кенни проводил его взглядом. Неужели и ему матрас напомнил о том, как было раньше?
 — Нам нужна лодка, — сказал Кенни. — Хорошая. И не дырявая.
 — Кенни, до моря отсюда далеко. В городке не найти даже занюханного каноэ.
 — Её можно построить.
 — Ага, прямо так взять и построить лодку, — сказал я. — А чего, нам это раз плюнуть.
 Сарказма Кенни не понимал. Он свято верил, что все люди, как и он сам, что говорят, то и имеют в виду.
 — Не такую лодку, которая с бортами, — сказал он. — А плоскую. Не помню, как такая называется…
 — Плот, — подсказал я.
 Идея мне сразу понравилась. Я вспомнил, как смотрел по телику фильм про то, как там одни переплыли океан на плоту, сделанном из брёвен. Он назывался Кон-Тики. Я тогда тоже захотел построить плот и даже насобирал для него каких-то деревяшек. Но дальше этого дело у меня не пошло.
 Я покачал головой:
 — У нас нет материала. А если даже мы его найдём, то строить будем очень долго. За это время кто-нибудь наверняка обнаружит мертве… в смысле, найдёт часы.
 — Кто-нибудь вроде того человека, — сказал Кенни, и я тут же вспомнил типа в капюшоне с пустым и одновременно искажённым болью лицом. — Того плохого человека.
 Стоило Кенни упомянуть про «плохого человека», как я сразу подумал о других плохих людях, которые, скорее всего, и убили Мика Боуэна. Может, тот тип, который хотел схватить Кенни, имеет какое-нибудь отношение к Мику? Вдруг он-то его и убил? Правда, на русского он был не похож. Но может, он был обыкновенным неудачником, которого бандиты приставили наблюдать за прудом, чтобы он дал им знать, если кто-то обнаружит покойника.
 Эти мысли, по идее, должны были заставить меня отказаться от своего плана и немедленно сообщить в полицию о мертвеце. Но вместо этого мне захотелось как можно скорее начать действовать.
 — Я знаю, где полно деревяшек, — сказал Кенни. — И они уже немножко похожи на плоты.
 — Это ты о чём?
 — Я не помню, как они называются. Подонки или как-то в этом роде. Они лежат на фабрике.
 Я уставился на Кенни, напряжённо соображая, что он мог иметь в виду. Деревяшки, похожие на плоты… На