– Как думаешь, у Киди всё нормально?

Нина тяжело вздыхает.

– Адди, мне придётся это вырезать, постарайся говорить только о том, что мы сейчас делаем.

– Но как ты думаешь?

– Университет – это большие перемены, – признаёт Нина, перебирая кисти. – Она будет больше уставать, выматываться.

– Ты поэтому решила не идти в универ?

Нина рассматривает многочисленные баночки с консилером.

– Адди, я вот этим зарабатываю.

Нина сильно расстраивается, когда ей говорят, что влог – не настоящая работа, поэтому я молчу. Она делает глубокий вдох, и на её лице снова появляется широкая улыбка.

– Я подберу нужный тон и нанесу консилер Адди под глаза.

И Нина приступает.

Она разговаривает и с камерой, и со мной, пока красит мои веки и щёки. Это ужасно. Очень неприятно, как будто на меня и правда нанесли краску. Но мы так близко друг к другу, и Нина такая спокойная и добрая. Я не хочу всё испортить, поэтому сижу смирно и не сопротивляюсь.

Я так рада, что она хочет побыть со мной. А остальное неважно.

Глава пятая

Я не могу думать ни о чём, кроме ведьм.

Я иду по джуниперскому лесу и представляю, что у меня есть магические силы. Я заговариваю деревья и воду. В моих больших наушниках играет музыка, и я кружусь и стимлю среди деревьев. Может, этой тропой и ходили ведьмы? Может, они пытались скрыться в лесу, чтобы их не поймали?

Киди идёт позади меня и смеется. Я делаю вид, что накладываю на неё заклятие, и она шлёпается прямо на тропинку. Я кричу от восторга.

Она встаёт, и мы идём дальше, наушники висят у меня на шее.

– Ты рассказала в универе, что ты аутичная?

– Кхм. – Киди втягивает носом воздух и любуется кронами у нас над головами. – Пока нет. Думаю, не стóит.

– Но ты же всегда говоришь, что важно не скрывать и не стесняться этого.

– Я и не стесняюсь, – говорит Киди, и я вижу, что она старательно подбирает слова. – Но в школе мне было нелегко, Адди. Меня иногда сильно травили.

– В университетах тоже бывает травля?

– Ну, вроде того. – Киди срывает с ветки лист и скручивает его в ладони. – Травят не только дети в школе. Взрослые тоже так делают.

В мои четыре года у нас была ужасная няня – это одно из моих самых ранних воспоминаний. У мамы с папой не совпадали графики, и иногда по вечерам с нами сидела миссис Крейг. Мама говорила, что выбрала её, потому что раньше миссис Крейг работала в социальной службе.

Киди тогда было столько, сколько сейчас мне, и ей приходилось трудно. Любая мелочь могла спровоцировать у неё срыв или паническую атаку. Как только мама уходила на смену, миссис Крейг менялась до неузнаваемости. Она постоянно рявкала на Киди и называла её мерзкой избалованной девчонкой. Однажды Киди не понравилась еда, которую миссис Крейг приготовила на ужин. Я помню, что мне тоже не понравилось. Даже Нина, которая всегда делала то, что велят взрослые, ковырялась в тарелке.

Когда дошло до того, что Киди больше не могла проглотить ни кусочка, миссис Крейг взбесилась. Она отшвырнула тарелку и набросилась на Киди.

И тогда в моей сестре что-то сломалось.

Она истошно завопила. Я до сих пор помню этот звук. Она кричала, плакала и колотила себя по голове, будто пытаясь выбить оттуда все слова, которыми её обзывали. Миссис Крейг, осыпая Киди ругательствами, перешла к решительным действиям и использовала свой немалый вес, чтобы усмирить её. Она прижала руки Киди к полу и наклонилась прямо к её лицу.

– Прекратите! – закричала Нина. С тех пор я больше никогда не видела её такой напуганной.

Давнишние воспоминания не всегда отчётливы, но только не это. Я могу прокрутить его как сцену из фильма. Помню всё, что тогда чувствовала, – так же живо, как и лицо Киди, перекошенное от боли и страха.

– Перестань сейчас же, ты, маленькая поганка, – прошипела миссис Крейг. Но она не казалась злой. Она казалась довольной.

Я помню то красное чувство. На меня накатила волна жара, сердце стучало так, что было больно.

Я рванулась к миссис Крейг.

Словно мчащийся поезд, я всем телом врезалась в неё и впилась зубами в мясистое плечо. Она взвыла, завизжала и отпустила Киди, чтобы освободиться от меня. Киди вся тряслась от рыданий.

Киди с Ниной говорят, что, если бы в то мгновение в дверь не постучала наша соседка Джеки, неизвестно, чем бы всё кончилось. Позвонили маме с папой, а Джеки глаз не спускала с миссис Крейг.

Когда пришли родители, меня сразу увели с места происшествия. Я помню крики, но Нина закрыла мне уши. Она лежала со мной в кровати и, чтобы меня отвлечь, шептала всё, что в голову взбредёт.

Киди не выходила из своей комнаты несколько дней.

Я смотрю на сестру. Она красивая. Её длинные волосы как будто сказочные, осеннее солнце подсвечивает золотистые пряди. Эта уверенная в себе девушка – моя старшая сестра, на которую я всегда могу положиться. Не верится, что та дрожащая девочка тоже она.

Если кто-то захочет обидеть Киди, я, наверное, и сейчас покусаю этого человека.

– Расскажи мне ещё о своих ведьмах.

Она знает, что самый действенный метод – заговорить о том, чем я увлечена. Я тоже срываю с дерева лист.

– Я читаю о Мэгги, одной ведьме из Джунипера. Люди думали, что она замужем за дьяволом.

Киди хохочет:

– Что это дьявол забыл у нас в Шотландии? Для него, пожалуй, здесь холодновато.

– Люди сочиняли всякую чушь, чтобы была причина называть этих женщин ведьмами, – говорю я с горечью.

– Точно, – говорит Киди. – Так оно обычно и бывает.

– Мне кажется, Мэгги просто не знала, как отвечать. В книге, которую я читаю, о ней написано не так много. В конце концов её вынудили признаться в том, что она ведьма. Хотя это была неправда.

Киди ласково мне улыбается:

– Это и правда очень грустно. Бедная Мэгги.

– Эмили сказала, что меня объявили бы ведьмой и сожгли, – вдруг признаюсь я.

– Ну, знаешь ли, – говорит Киди решительно, – эта ваша Эмили, похоже, мерзкая девчонка. Не понимаю, что Дженна в ней нашла.

– Ну, она любит всякие девчачьи штуки больше, чем я. Они делают друг другу причёски, красят ногти и так далее. – Я сминаю свой лист. – А у меня не получается красить ногти. Дженна уговорила меня попробовать, когда ночевала у нас, и я только все пальцы измазала.

– А Дженна хоть раз соглашалась поделать что-нибудь, что хотелось тебе?

Я задумалась.

– Не знаю. Это я делала всё, что хотела она.

Киди останавливает меня и показывает на крепкое старое дерево в конце тропы, рядом с мостом через реку:

– Видишь его?

– Да.

– Некоторые люди совсем как деревья. Ветер может дуть сколько угодно, но они не сдвинутся. Будут стоять всегда.

Я смотрю на Киди. Она улыбается и кивает на лист в моей руке:

– Разожми пальцы.

Я разжимаю.

– Теперь подними вверх.

Я поднимаю руку, лист лежит у меня на ладони. Через несколько секунд налетает порыв ветра и сдувает его. Я ахаю.

– Адди, Дженна – это лист, – ласково говорит Киди. – А ты – дерево.

Я морщу лоб, пытаясь понять, что она имеет в виду. В последнее время она какая-то загадочная. Слегка недосягаемая. Я беру её за руку. Ненадолго, потому что вскоре нам обеим станет некомфортно.

Но сейчас прикосновение приятно.

Мы возвращаемся по тропинке к деревне, и, когда лес остаётся позади, я вижу мистера Макинтоша, выходящего из банка. Прежде чем я успеваю подумать и спохватиться, я зову его и пускаюсь бегом. Киди мчится следом, выкрикивая моё имя.

Мистер Макинтош смотрит на меня с некоторым страхом. Он переводит взгляд на Киди, будто надеясь, что она оттащит меня.

– Мистер Макинтош, пожалуйста, подумайте ещё.

– О чём подумать? – он озирается. Возможно, надеется, что на помощь ему придут другие взрослые.

– О памятнике ведьмам.

– А! – Он фыркает и качает