— Атентие!.. Атентие!

Что значило: «Внимание! Внимание!»

После этого следовали прочитанные по бумаге объявления. Каждое из них отбивалось точкой на барабане. Потом шли следующие объявления.

Наши солдаты называли старичка с барабаном «Последними известиями» или «Румынским радио». Но ведь это и в самом деле почти что так и было. От него в деревне узнавали все новости.

Из выкриков барабанщика здешним жителям стало известно, что Красная Армия сломила сопротивление гитлеровцев под Яссами и что Румыния будет теперь воевать с немцами. От него крестьяне услышали, что диктатора Антонеску больше не существует, и всё прочее, что происходило в стране.

Ион, как только увидел старичка в красной фуражке, сразу же потащил старшину на улицу, к церкви, куда сходился народ.

И не зря потащил.

Сельский глашатай дождался побольше народа, ударил в свой барабан и объявил:

— Внимание, внимание! Для компании Красной Армии, которая стоит в селе, нужны продукты: картофель, морковь, свёкла, лук и другие овощи, — а потому следует: немедленно, от каждого крестьянского двора доставить: картошки столько-то, свёклы столько-то и всякого другого перечисленного. Ещё принести по зарезанной курице или по два десятка яиц.

Сообщив эту последнюю новость, старичок в коротких штанах пробил на барабане отбой и зашагал по уличной пыли на своих босых ногах назад к примарии. Крестьяне покачали головами и пошли по домам выполнять приказ. Старшина с Ионом поспешили ко мне. Ион был в волнении. Он догадывался о каверзе секретаря, но теперь убедился, что так оно и есть. Понять не мог, почему это продукты требуют с каждого бедного двора, когда рядом большое боярское хозяйство. Там у помещика картофельные поля, и бахчи, и куринная ферма. В десять раз всего больше, чем у всех крестьян, если их добро собрать в одно, потому что они на его ещё и батрачат.

Старшина тоже недоумевал.

— Какие курицы, какие десятки яиц?! Я про то примарю ничего не говорил, товарищ капитан.

— Это не примарь. Примарь тут ничего не может, — горячился Ион. — Это всё секретарь. Примарь этого не придумает, а секретарь — да. Он боярина боится. Не даёт у того ничего взять. Про куриц он нарочно, чтобы вы рады были, когда принесут: примария добрая, а чтобы бедняки решили: вот какая плохая компания Красной Армии... Если она тут долго стоять будет, у нас и одной курицы не останется. Детям нечего будет есть.

Дело действительно принимало странный оборот. Я велел пригнать полуторку и вместе со старшиной и Ионом поехал на ней в примарию. И глава села и секретарь находились на месте.

Когда мы, все трое, вошли в показавшееся тёмным после солнечной улицы помещение, примарь, увидев меня, даже привстал, а секретарь сделал вид, что чрезвычайно занят, и, кивнув нам, принялся рыться в каких-то бумажках на своём столе.

При помощи Иона я спросил у старика, почему дано распоряжение собирать продукты с крестьян, а не со склада боярина. Ведь есть на то распоряжение румынских властей. Всё взятое оплачивается. Примарь не знал, что сказать. Забормотал непонятное и, не найдя объяснения, обратился за помощью к секретарю. Тогда тот, поднявшись и полувиновато улыбаясь, принялся оправдываться тем, что у него такого распоряжения нет.

Но я уличил его во лжи, напомнив, что это было напечатано в румынских газетах, и сказал, что нужно немедленно прекратить обирание бедняков сельчан, иначе я поеду к их городскому начальству и ему за самоуправство не поздоровится.

Молодой человек с усиками заметно струхнул. Быстрые его глаза забегали с меня на всех, кто тут был. Расстёгивая и снова застёгивая пуговицу своего плечистого пиджачка, он мелко закивал головой и передал через Иона, что он-де тут ни при чём, так распорядился примарь, но теперь он — секретарь — поедет с нами к управляющему боярским поместьем, пусть я там скажу то же самое, и продукты будут отпущены.

Мы потребовали, чтобы приказ, отданный жителям, был немедленно отменён. Тому, как мне показалось, обрадовался и старый примарь. Хриплым голосом он стал звать какого-то Корненлиу. Тут же из другой комнаты появился известный всем босоногий барабанщик. Примарь сказал ему, что делать, и «Последние известия», поспешно сходив за своей фуражкой и барабаном и отдав честь, побежал выполнять веленное стариком.

Минут через двадцать мы, теперь уже вчетвером, с секретарём, были на товарном складе поместья. Там увидели огромное количество приготовленных для отправки в город овощей. У склада стоял грузовичок, в кузов которого два темнолицых небритых дядьки устанавливали тяжеленные корзины с крупными, как блюдца, помидорами. Узнав, что на склад прибыли военные, сюда прибежал сам управляющий. Он был толст и распарен на солнце, хотя и носил панаму из лёгкой соломки. С синеватых его усов сбегали капельки пота. Когда секретарь сказал ему, зачем мы приехали, управляющий, казалось, не выразил удивления, а даже, наоборот, угодливо закивал головой и, несмотря на грузность своей фигуры, легко забегал, отдавая распоряжения грузчикам. Вскоре и в наш кузов были поставлены две корзины с помидорами. Потом старшина с одним из складских поехал на машине к другому сараю за картофелем. А управляющий стал выспрашивать меня, не нужна ли нам еще бочка вина.

Всё будто завершалось самым лучшим образом, но я приметил, что управляющий, как только он оказывался рядом с секретарём, о чём-то с ним вполголоса переговаривался, кидая быстрый взгляд на находящегося тут Иона.

Вскоре, к полному торжеству старшины Грищенко, полуторка была загружена картошкой и другими прекрасными овощами. Тяжело урча, машина покидала обнесённый высоким забором боярский склад. Сверху на картошке сидели старшина с Ионом. Провожая полуторку, управляющий снял соломенную панаму и старательно мне кланялся:

— Ларевидери, ларевидери, домнуле капитан! До свидания!

Так не без стараний Иона хорошо закончилось дело с пополнением солдатской кухни овощами.

Однако позже выяснилось, что это был далеко не конец всей истории.

Конец оказался иным.

На вторые сутки после того, как мы побывали в боярском поместье, пришёл приказ двигаться дальше.

Хоть и привычное дело на войне перемещаться с места на место и делать это без задержки, но всякий раз не так-то бывает просто покинуть насиженное место.

В хлопотах по сборам Грищенко, которому в такие часы дела находилось немало, упустил с глаз своего воспитанника и помощника.

Солнце уже закатывалось за бурые крыши домов, которые приобретали багровый оттенок, когда ко мне пришёл старшина. До тех пор я