Другой полицейский записал себе в книжечку фамилию мастера.

Илийка медленно пошел к двери.

— Подойди сюда, — повернулся багровый полицейский к Митре, — не таращь свои глазищи. Так ты говоришь, что не видел листовок…

Дальше Илийка не слышал, дверь за ним захлопнулась.

В котельной мальчика с нетерпением ожидал Ротару.

— Ну, зачем тебя вызывали? Говори скорее, — стал допытываться он, едва Илийка переступил порог.

— Хотели узнать, кто по заводу разбросал листовки, будто я умею отгадывать, — равнодушно ответил мальчик. — И спрашивал еще, кто их читал.

— Ну, и ты?…

— Что я? — проговорил мальчик с тем же простоватым видом, с каким отвечал хозяину. — Я сказал, как было: видел листовку у мастера — вот и все.

— Э, да ты, я вижу, хитрый, как муха.

Илийка рассмеялся.

Ротару поднял на него глаза и грустно произнес:

— Мой Захарий был таким же, как ты, мальчуган.

— А где он теперь? — насторожился Илийка.

Старик долго не отвечал, потом провел рукой по лицу и проговорил:

— Нет его со мной. Когда горели усадьбы богачей в семнадцатом году, Захарий был с народом. Он ушел к Григорию Котовскому, славному нашему богатырю. У Днестра Захария тяжело ранили, так передавали люди, и еще говорили, что Котовский взял его с собой туда, иа ту сторону.

— Он жив? Он там, в России? — прошептал Илийка. — Какой он счастливый.

— Ты думаешь, он жив?

Что мог знать об этом Илийка? Но Ротару взволновали с таким чувством произнесенные мальчиком слова — «он жив», и старик коснулся своей огрубелой ладонью его смуглой щеки.

— А ну иди уголь сгружать, — заорал мастер, внезапно появляясь в дверях. — Слышишь, Крецу!

— Это не его дело — сгружать, — вступился Ротару. — Ему и здесь хватает работы.

— Не вмешивайся, старая развалина, скажи спасибо, что еще иа заводе держат! — прикрикнул Лунгу.

Илийка молча надел куртку и вышел.

— Я тебе покажу, как наговаривать, — шипел мастер, — я тебя научу. Ты еще не знаешь, кто такой Лунгу!

— Куда сгружать? — равнодушно спросил Илийка, останавливаясь около площадки с углем.

— Сюда, в погреб, — буркнул Лунгу.

Илийка взялся за лопату. Мастер все не уходил, наблюдая за ним. Сначала мальчик сгружал проворно. Но скоро он почувствовал, что лопата очень тяжела и велика для него, а пузыри на ладонях, только начавшие подживать, нестерпимо поют. Но Илийка работал, не останавливаясь. Он понимал, что теперь Лунгу будет искать любой предлог, чтобы выгнать его с завода.

— Трепать языком куда легче, чем работать, — злорадно проговорил мастер, заметив, что движения Илийки стали медленнее и неувереннее. — Нет, не будет из тебя толку, как я посмотрю.

Мальчик прикусил губу. Ему казалось, что гора угля ничуть не уменьшается, хоть он уже столько лопат сбросил в погреб. Теперь уже не только горели раны, ныли плечи, шея. А мастер и не думал уходить: он присел в тени и закурил.

Нет, не осилить ему этой горы угля, но хотя бы еще немного продержаться. За него ведь некому вступиться. Вот если бы Петря Кобыш был здесь, тогда другое дело. А мастер будет торчать над душой, пока лопата не выпадет из рук, и тогда его, Илийку, прогонят. Лунгу, наверное, уже взял с кого-нибудь деньги, чтобы пристроить в кочегарку на освободившееся место. Опять придется торговать сигаретами.

— Вас какой-то заказчик искал, кажется, в контору пошел, — крикнул Антон мастеру.

— Кто? Где он? — отозвался Лунгу. Но Антон уже. скрылся за стеной цеха.

— Если через час ты не кончишь здесь копаться, — пеняй на себя, — проговорил мастер, поднимаясь.

Оставшись один, Илийка бросил лопату и попытался перевязать ладони кусками тряпок.

— Давай лопату, быстро… — шепнул Антон, появляясь из-за угла кочегарки. — Стань там, у стены, и предупреди, если кто-нибудь пройдет мимо.

— А вы, как же вы?… Вам ведь будет тяжело… — начал было Илийка, по Антон уже принялся за работу.

— Ты не сюда смотри, а туда, — показал Антон глазами на двор.

К счастью, стена столярного цеха заслоняла их от посторонних глаз.

Илийка даже не предполагал, что в высохшем — теле Антона есть столько силы. Антон проворно орудовал лопатой, и гора угля уменьшалась на глазах. Закашлявшись, он отвернулся и, вытерев рот, проворно спрягал платок.

— Я отдохнул, теперь я поработаю, — подошел к нему Илийка.

— Как бы Лунгу не явился сюда. Иди, — отстранил его тот.

Когда Илийка снова взялся за лопату, Антон в изнеможении привалился к стене.

Теперь Илийке работалось легче. Поступок Антона пробудил в нем хорошее, большое чувство.

Вокруг друзья, которые поддержат, придут на помощь.

Теперь и ладони меньше болели.

Антон еще немного помог и, когда на площадке осталось всего несколько ведер, исчез так же неожиданно, как и появился.

Закончив работу, Илийка пошел в котельную и у самых ее дверей столкнулся с мастером.

— Прогуливаешься?! А работать я за тебя буду? — вскипел мастер, обрадовавшись, что может дать волю своему гневу.

— Я уже весь уголь сгрузил, — спокойно ответил Илийка. — Можете пойти посмотреть.

— Ну, все равно… ты… бездельник… — ничего лучшего не смог придумать Лунгу. Но мальчик уже скрылся в дверях котельной.

Мальчики попадают в цирк

Вечером Илийка, несмотря на усталость, разыскал Михая и позвал его смотреть карусель.

— Сначала надо пожрать. Какие могут быть развлечения на пустой желудок? — заявил приятель.

Пришлось сначала сходить домой.

Когда Илийка вышел на улицу, ему повстречалась сестра Михая.

— Здравствуй, Иляна! Ты куда?

— На карусели хочется покататься, — ответила девочка и озабоченно поправила новый поясок из пестрой дешевой ткани. — Я никогда не видела карусели.

— Я тоже не видел. Пойдем вместе, хочешь? — предложил Илийка.

— Как вместе? Вдвоем?

— С Михаем.

— Он рассердится, когда узнает, что я пойду с вами.

— Не рассердится. Только подождем его.

Ее бледное личико с острым подбородком, совсем как у козочки, выражало сомнение. Но она ничего не сказала и только улыбнулась. Когда она улыбалась, он забывал, какие у нее тонкие руки и ноги, забывал про ее кашель и готов был предложить побегать так, как предложил бы Михаю.

— Втроем интереснее идти — веселее, — сказал он.

Михай, увидев сестру, недовольно поморщился.

— Пусть идет с нами, — вступился Илийка. — Разве она помешает?!

— Ладно уж, пусть идет, если ей непременно надо идти сегодня же, — небрежно произнес Михай.

— И чего вы всегда ссоритесь, не понимаю. Мы с Maриорой никогда не ссоримся.

— Так то Мариора. Она ведь не жалуется на тебя по пустякам, не плачет и не кричит на весь дом, если ее нечаянно толкнешь.

— Мариора взрослая, — заметила Иляна,