– Расслабься.

Смотреть на его смуглое лицо, застывшее у меня между ног, на поднявшиеся лопатки, точно у пумы перед прыжком на охоте, на плавно поднимающуюся мускулистую спину, по которой змеилась встрёпанная коса, было страшно и желанно одновременно, и я вспомнила ту ночь, когда он стоял передо мной коленопреклонённым. Это было неправильно, это было страшно; но я хотела и любила его, человека с двумя жизнями и двумя личностями. И будто у меня был в самом деле выбор, я вдруг пожелала, чтобы он не останавливался.

Он приласкал губами и языком внутреннюю сторону бёдер. Потом вновь поднялся к животу, погрузив язык в чашечку пупка, и опять спустился ниже, к краю белья. Он дразнил меня и не спешил сам, и на лице его отразилась ленивая сытость хищника, поймавшего добычу и готовящегося свернуть ей шею; наконец, он втянул ноздрями воздух с кожи на моём животе, и мне впервые стало щекотно, неловко, стыдно. Я испуганно попробовала сжать бёдра и упёрлась в его плечи руками:

– Подожди, постой…

Обдав меня дыханием, он навалился сверху плотнее и впился губами в тёплую влажную складку поверх белья. Язык вжимал и вкручивал внутрь сырую ткань, проникая на самую малость и заставляя желать больше… больше и глубже. Тогда я перестала стыдиться; только положила ладонь ему на волосы и стиснула их в кулаке, вжала Вика в себя, не желая отпускать ни на миг: мир, казалось, задохнулся вместе со мной, в нём выжгли кислород, опалили грудь до самого сердца.

Вакхтерон – это был он, я видела его сквозь лицо Вика, кажущееся маской не хуже его собственной, – взглянул на меня потемневшими глазами: тогда я сделала то, что давно хотела, и сжала его волосы в пальцах, пропустив сквозь них. Тогда он толкнул пальцами край белья вбок и погрузил язык в мою плоть.

Я утонула в собственном надрывном вскрике, зажав рот рукой. Темп ускорился, бедро обожгло ласковым ударом его тяжёлой руки, и я просела под ним, чувствуя, как он впивается в меня губами.

Жар раскалил мои веки и опалил губы. Я проглотила живой огонь, порвавший лёгкие гортанным стоном, и услышала его низкий выдох всем своим телом. Толчок за толчком, он выпивал из меня свободу, привязывая к себе не болью и страхом, а теперь наслаждением, и, бросив новый взгляд на него, я поймала ответный, обжигающий. Он смотрел неотрывно на то, как я дрожала и извивалась в его руках, так долго, будто запоминал выражение моего лица в тот момент. И когда всё кончилось, а моё тело натянулось струной, он отстранился и с задумчивым выражением на лице положил подбородкок на мой живот, источая волну спокойствия и властной уверенности.

Вслед за сокрушительной волной удовольствия ко мне пришло понимание. Раз за разом он делает так, что я не могу забыть его. Он обладал неким удивительным магнетизмом, который был дарован далеко не каждому человеку. Неужели он настолько сломил меня, что я готова простить ему даже столь страшные деяния, как убийства? И кого я люблю на самом деле: добряка Виктора Крейна или это жестокое, всеподчиняющее существо?

Я посмотрела на него. Тени дрожали вокруг тёмно-серых глаз, делая взгляд почти ленивым, как у крупного сытого хищника. Я легонько потрепала его по загривку, и он ответил благодарной улыбкой, прикрыв глаза.

Некоторое время мы лежали молча. Потом он поднялся.

– Пойдёшь в душ первой?

– Не знаю. Хочешь, иди ты.

– Да можем вместе его принять. – Он приподнял бровь и засмеялся, искоса взглянув на моё вытянувшееся лицо. – Я шучу, шучу! Не смотри так на меня. Ладно, пора вставать. Принести тебе кофе?.. А сахара сколько добавить? Пока ополоснись, я всё устрою.

Меньше чем через минуту он снова был тем заботливым и предупредительным мужчиной, которого когда-то я и полюбила. Он надел шорты и толстовку, подмигнул мне и вышел из номера, оставив меня одну. Я не стала терять время и, неохотно поднявшись с постели, прошла в душ.

Тёплая вода была как нельзя кстати: тело, уставшее от ласк и прикосновений, быстро расслабилось под струями, и я не сразу услышала, как в номере хлопнула дверь. Почти сразу я вылезла из-под душа, встала на коврик, насухо вытерлась полотенцем и сразу надела то, в чём поеду на ранчо: свободные джинсы и рубашку-распашонку льняного цвета.

Когда я вошла в комнату, Вик уже сидел в кресле и пил чёрный кофе, читая что-то в телефоне. Его лицо было подсвечено голубым светом дисплея. Волосы, ещё встрёпанные, обрамляли лоб и выбритые бока головы. Я подошла к нему со спины и перебрала в пальцах косу:

– Не будешь против, если я тебя заплету?

Он вполоборота взглянул на меня и улыбнулся:

– Можешь делать со мной всё что захочешь.

Я взяла из рюкзака щётку и распустила его волосы, которые тяжёлой тёмно-каштановой волной покрыли лопатки. Какие густые и прямые, и ни одной спутанной пряди. Вик не отрывался от чтения, но порой – я замечала – косился на меня и ложился затылком в руки, ластясь. Если бы не поджимало время, я могла бы возиться с его волосами ещё очень долго. Я подхватила пряди с огненно-красного гребня на макушке, зачесала волосы со лба назад и вплела их в тугой колосок. Вик заметил:

– У тебя такие лёгкие руки, чикала.

– Просто мне нравится это делать.

Он притянул меня за руку к себе и усадил на колени. Потом, взяв ладонь, поцеловал её в самом центре и согрел дыханием.

– За какие заслуги и кем ты мне была послана?

Сердце пропустило удар. Я беспокойно посмотрела на Вика. Верю ли я, что встреча наша была странным образом предопределена судьбой, или думаю, что это случайность? Ответа я и сама не знала.

В девять мы были уже в машине и выехали на трассу. Вик выдержал много моих шуток по поводу своей одежды, но, к чести своей, сознался: с чувством стиля у него неважно. Он надел презабавные чёрные брюки для бокса. До самых колен по