– Так в чём же дело? – хмыкнул я, бегло взглянув на результаты обследований.

– Это я и пытаюсь выяснить, – нахмурился Севзов. – Хочу, чтобы ты осмотрел пациента, прежде чем я поделюсь своими соображениями.

Более тщательно изучив диагностические данные Лепнина, я согласился оценить его состояние лично, и медсестра любезно отвела меня в палату.

На койке лежал нездорового вида мужчина среднего возраста. Потная испарина покрывала его лицо, карие глаза и тёмные волосы резко контрастировали с бледной кожей. Медсестра представила меня пациенту, на что он лишь вымученно кивнул, и я начал сбор анамнеза.

– Вы тоже ничего не видите? – вдруг прервал меня Михаил, безразлично и обречённо.

– Простите? – переспросил я.

– Я чувствую, как кровь течёт из моей раны на боку…

Я предложил Лепнину показать мне рану, о которой он говорит, но, осмотрев его, ничего не обнаружил, кроме едва заметного покраснения.

– Никто не видит, но я чувствую её, – сказал Михаил.

– Иногда люди, пережив сильный стресс… – начал объяснять я, но он злобно прервал меня.

– Не надо рассказывать, что я пережил… Я не сумасшедший… – Михаил стал ещё бледнее. – Рана гноится… Я медленно умираю.

– То есть вы сами видите эту рану? – уточнил я, уже примерно определившись с диагнозом.

– Нет. Я не вижу её, но она есть. Я её чувствую. Ещё у меня… сломана нога и несколько ребер. Мне трудно дышать, и я почти ослеп на левый глаз. Ужасно болит голова… Всё кружится… – хрипя, медленно говорил Лепнин.

Чтобы убедиться в своих догадках, я посветил фонариком в левый глаз Михаила, но зрачок не среагировал. Я взглянул на фонарик: свет горит. Ещё раз направил его на глаз: свет горит, но на зрачок не попадает. Решив, что фонарик неисправен, я отложил его в сторону. Внешне глаз Лепнина был здоров. Нога тоже – никаких видимых повреждений.

Закончив осмотр, я вернулся в кабинет Вячеслава Романовича.

– Не вижу ничего необычного. Здесь требуется помощь психотерапевта, – заключил я, но Севзов лишь ухмыльнулся. – Пациент пережил сильный стресс, нет ничего удивительного в том, что у него галлюцинации.

– Так-то оно так, – согласился Севзов. – А теперь послушай, что я тебе скажу. Когда Лепнина привезли к нам, он находился в сознании, его тошнило, как при сильном сотрясении головного мозга, ногой он двигать уже не мог. Разумеется, дежурный врач осмотрел его, ничего не обнаружил, но оставил до утра под наблюдением. Сегодня идут вторые сутки, как Лепнин здесь. – Вячеслав Романович подошёл к компьютеру, развернул ко мне монитор и включил видео.

Я ужаснулся. На кадрах была запечатлена страшная авария: две машины столкнулись лоб в лоб. Синяя отечественная легковушка смялась, как лист бумаги, спасатели болгаркой пилили её части, чтобы извлечь пассажиров. Большому чёрному джипу тоже досталось, но значительно меньше.

– Лепнин был за рулём пятёрки, – заметил Севзов, впившись взглядом в моё лицо и ожидая реакции.

Как только он произнёс эту фразу, на видео спасатели извлекли из синей легковушки мужчину, в котором я узнал пациента Лепнина.

– Но как это возможно?! Машина всмятку? Он не мог выжить! – изумился я.

– Именно, – кивнул Севзов. – Погибли все, но Лепнин не получил ни единой царапины. Я был настолько поражён, увидев это видео в новостях, что нашёл телефон и немедленно связался со спасателем, который там присутствовал. – Вячеслав Романович поднял одну бровь и многозначительно посмотрел на меня. – И знаешь что?

– Что?

– Он тоже не верил, что водитель мог остаться в живых. И всё же, когда Лепнина извлекли из этой груды железа, на нём не было ни кровинки, ни царапинки!

– Чудо какое-то… – не понимал я, продолжая таращиться на экран монитора. – Хотя иногда люди выживают в самых сложных условиях.

– Абсолютно с тобой согласен, – закивал Севзов. – Но ты же знаешь мой скептицизм. Я всеми правдами и неправдами, но получил фото с места аварии. – Он свернул видео и открыл папку с файлами фотографий. – Посмотри: это салон автомобиля в том месте, где сидел Лепнин.

– И что? – я искренне не понимал, к чему ведёт Севзов.

– А то! Представь, что там находится человек. – Он выжидательно смотрел на меня, и я наконец сообразил.

– Правая нога! – выпалил я.

– Да! – обрадовался Севзов и хлопнул ладонью по столу. – Лепнин жалуется на боли в правой ноге. Той ноге, которой по всем параметрам он должен был лишиться в момент аварии. А тот штырь, что торчит прямо из кресла, видишь? – Вячеслав Романович ткнул пальцем в экран.

– То самое место, где, по словам Лепнина, находится несуществующая рана. – Я пригляделся получше и увеличил фото. – Вот только штырь абсолютно чист. Если бы он продырявил водителю бок, была бы кровь, но её нет.

– Нет, – подтвердил Севзов. – Самое ужасное, что Лепнину с каждым часом всё хуже. Я знаю, о чём ты сейчас скажешь. – Вячеслав Романович опередил меня, как только я открыл рот. – Но никакая психосоматика тебе не объяснит потери крови. Не может она испаряться из организма! – Он потряс распечатками с лабораторными исследованиями крови. – По анализам выходит, что у Лепнина кровотечение.

– Внутреннее? – Мой вопрос звучал глупо, и я это понимал.

– УЗИ, МРТ, рентген – судя по ним, каждый сантиметр тела Лепнина в целости и сохранности.

– Неисправность аппаратуры? – предположил я, совершенно сбитый с толку.

– Три разных аппарата разных фирм, – парировал Севзов.

– Ошибка в лаборатории?

– Четыре раза перепроверяли! Ничего не изменилось.

Я задумался. Затем взял в охапку все результаты анализов, обследований, снимки и вновь отправился в палату к Лепнину. Мне просто необходимо было осмотреть его ещё раз.

Пациент находился в ужасном состоянии, кожа стала белой как полотно, губы синели и едва заметно шевелились: он бредил.

– Не трогайте меня… – шептал Михаил. – У них ледяные руки… оставьте мою ногу… больно… они раздирают мне кожу ледяными пальцами… уберите свои руки… не трогайте меня… – Из-под закрытых век мужчины текли слёзы, и лицо выражало бесконечную муку.

В свете открывшихся обстоятельств аварии слова Лепнина произвели на меня сильное впечатление. Разумом я понимал, что это не что иное, как бред больного человека, горячка, но в глубине души я чувствовал, что есть в его бессвязной речи что-то ещё. Необъяснимое и потустороннее. На лице ярого атеиста Севзова читались те же чувства. Медсестра, дежурившая у койки больного, и вовсе закрыла уши руками и зажмурила глаза.

– Измерьте температуру. – Вячеслав Романович мягко похлопал медсестру по плечу и указал на градусник на