Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 89
иле, там, где тысячи лет не было видно солнца, живёт истинный дух топей. Он может скрываться, отступать вглубь, даже иногда позволять людям пройти по его владениям, но он по-прежнему там. Дремлет. Ждёт. Он умеет ждать…
Снег выпал в начале ноября и шёл до самой весны. Даже в апреле сугробы в Москве всё ещё были огромные и когда наступило тепло, и они растаяли, всё погрузилось под воду. За городом дела обстояли ещё хуже. Половодье ломало ветхие мостики, заливало поля, крушило пристани и пробивало многолетние мусорные заторы на реках. Неудивительно, что старые шлюзы, где то на севере от дач, ужасно ветхие и давно никем не ремонтируемые, были снесены и талая вода хлынула во все стороны, не разбирая пути и заполняя собой всё. Болота напились досыта и вспухли как огромная губка, лес вокруг дач стал одним большим озером, и многие участки были залиты от края до края.
Но затем, вода стала сходить. За пару недель она очистила дачи и соседние рощи, а через месяц отошла так далеко, что удивились даже видавшие виды старожилы. Вся сложная система шлюзов и дренажа в округе была нарушена в одночасье. Небольшие озёра и водоотводные каналы повсеместно пересыхали, а следом уходили и молодые болота. Они обнажали старые торфоразработки, и сверху это выглядело так, будто в лесу открылись бесконечные чёрные ряды гигантских могил, где в зловонном иле медленно умирала рыба и прочая болотная живность.
Птицы со всей округи слетелись на этот небывалый пир. Жирные чайки с трудом могли подняться в воздух и сидели по краям подсыхающих водоёмов, на потрескавшейся корке ила и сонно наблюдали, как не менее жирные вороны лакомились трепыхающейся в жидкой грязи рыбой. Тучи мошкары закрывали небо, иногда перелетая на дачи и не давая людям ни есть, ни спать, забиваясь во все щели, проникая в любое помещение и попадая в любую еду.
Когда ветер дул с болот, сладкий, настырный и будоражащий запах разложения накрывал участки влажной волной и всё вокруг начинало пахнуть смертью. Но не смертью-концом, печальной и мрачной субстанцией, что так пугает некоторых людей, а смертью-началом, смертью-зарождением, без которой невозможна новая жизнь.
Мой отпуск выпал в самый разгар лета и я с удовольствием впитывал его тепло, мало беспокоясь о мошкаре, ароматах болот и прочих мелочах дачной жизни. После смерти родителей, участок всецело принадлежал мне и я использовал его наездами, в качестве охотничьего домика. Я разобрал теплицу, выровнял грядки, убрал, хоть и с сожалением, большую клумбы, и предоставил старые яблони самим себе. По сути, все мои заботы были сосредоточены на поддержании газона в приемлемом состоянии, так чтобы мой приятель Гаврюша — непоседливый и резвый соседский скотч-терьер, с озорными глазами и сахарными зубками, мог вволю скакать в траве не исчезая в ней целиком.
Единственное, на что у меня не поднялась рука, был небольшой отцовский розарий — предмет его особой любви и гордости. В былые времена летом у него одновременно цвело более сотни белых, розовых, бардовых и оранжевых роз, над которыми постоянно витали десятки деловитых шмелей и сверкающих на солнце бронзовок.
Сейчас розарий умирал. Моих знаний и усилий хватало лишь на то, чтобы эта смерть была медленной и комфортной. Цветы умирали один за другим, степенно и неуклонно, и в конце концов у меня уцелело не более одной пятой роз от того числа, что некогда было. На этом скромном уровне мне удавалось держать их уже два года.
Глядя на них из окна хозблока, я часто вспоминал отца и наши с ним разговоры. Особенно последний, пугающий и странный, случившийся за пару месяцев до того момента, как он слёг и уже больше не поднялся.
В тот вечер я не смог пойти с отцом на нашу обычную прогулку по переулкам. Мне позвонили, неприятный разговор затянулся и я махнул ему рукой, показывая, что догоню его как только закончу. Отец кивнул, надел свою безразмерную фетровую шляпу, взял портсигар и ушёл, а я продолжил беседу.
Я как раз собирался исполнить своё обещание и раскуривал трубку у калитки, когда отец вернулся раньше обычного. Он был в большом возбуждении и буквально не мог устоять на одном месте.
— Я глазам своим не поверил! — в который раз, торопливо повторял он мне свою историю, беспокойно прохаживаясь взад-вперёд вдоль ворот, с давно погасшей папиросой во рту. «Свифт, — говорю ему, — Свифтик, иди сюда!» Он остановился, вроде даже хвостом вильнул, а потом убежал. Свернул на переулок и как не было его!
— Да мало ли тут спаниелей бегает, пап, успокойся, — вполне резонно отвечал я, по инерции стараясь рассуждать здраво, хотя страх сжал мне грудь. — Они все похожи. Да и вечер уже, что ты там разглядишь…
— Но ведь он отозвался! — волновался отец, глядя на меня прозрачными, стариковскими глазами. — Ты понимаешь, отозвался! Почему?
— Подумаешь, великое дело… — как можно небрежнее бросил я. — Просто отозвался на голос человека… Собака же, не дикий зверь чай… Посмотрел на тебя, видит — чужой, ну и побежал дальше по своим делам… Забудь…
— Ну, вылитый он! — не унимался отец. — Что же я, совсем из ума выжил, по-твоему?!
— Да нет, конечно, просто тут полно разных собак… Не стоит так волноваться…
— Чертовщина какая-то, — качал головой отец. — И на том самом переулке, понимаешь? Невероятно…
— Успокойся, говорю тебе, — эхом отзывался я, думая совсем о другом и чувствуя, как от волнения у меня начинает слегка ныть правая рука. — Тебе просто показалось… С каждым может случиться…
— Да, наверное… — согласился отец, явно желая покончить с этим разговором. — Ты прав, пожалуй…
Он надолго замолчал, но было видно, что он всё ещё находится под сильным впечатлением от той странной встречи. Его будто лихорадило и мне стало безумно жалко своего родного старика.
— Послушай, — начал я, — в конце концов, это вполне мог быть его родственник… Не такой уж он был старый… Мало ли куда он убежал тогда… Может в деревню, а может — на соседние дачи… Пёс то охотничий… Дурной, правда, да от голода то, небось, поумнел…
— Не знаю, рассказывал я тебе или нет, — заговорил отец, снова принимаясь расхаживать из стороны в сторону, — но его однажды в другом городе забыли. Случайно, конечно. Поезд ушёл, а он отбился. Так что ты думаешь, он нашёл дом! Три недели шёл по шпалам, а потом ещё неделю жил у платформы. Никому в руки не давался, всё хозяев ждал. Олег тогда из метро вышел, на станцию поднялся, а там глядь, батюшки
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 89
