Вмешалась Хилари:

– Делайте добро тем, кто бессовестно использует вас.

Я скосил глаза в ее сторону.

– Хватит об этом.

– О чем речь? – стала допытываться Джосси. Хилари покачала головой и с улыбкой отправилась на поиски аспирина. Бутазолидин, подумал я, пришелся бы сейчас весьма кстати. Теперь, посидев в кресле, я почувствовал себя намного лучше, но далеко не так хорошо, как хотелось бы.

– Он оставил мне письмо, – сказала Джосси. – Почти такое же, как ваше.

– То есть?

– "Дорогая Джосси. Прости. Люблю. Папа".

– А-а.

– Он сказал, что едет во Францию... – Она запнулась, потом торопливо заговорила, захлебываясь словами, с лицом, полным отчаяния. – Жизнь скоро станет совершенно невыносимой, верно, – сказала она, – и в ближайшем будущем ничего хорошего не предвидится?

– М-м...

– Что же мне делать?

Это был скорее крик души, а не вопрос, но я ответил:

– Я хотел предупредить вас, – признался я. – Но я не мог до разговора с вашим отцом. Однако я говорил серьезно, когда предлагал вам переехать жить ко мне в коттедж. Если вы подумали... и согласны.

– Ро... – Ее голос был чуть громче шепота. Я сел, и тело тотчас отозвалось болью. Я с унынием думал о телефонном звонке Нэнтакетам, и о хаосе, с которым придется разбираться в конторе.

Джосси повернулась ко мне и подвергла меня пристальному изучению.

– Вы выглядите бесхребетным, – объявила она. Ее тон снова начал обретать оттенки прежней здоровой иронии, еще слабой, но все-таки заявлявшей о себе. – Я хочу сказать вам кое-что еще. – Она замялась и проглотила комок в горле. – Когда отец уехал, он бросил меня, но взял с собой мерзкую Лиду.

На будущее этого пока достаточно.