В первый раз за день Жанин почувствовала себя по-настоящему плохо. Она уже не была героиней, а превратилась в жертву, и то, что было предсказано, случилось без предупреждения. Рука начала болеть так, как не ныла даже во время медицинского осмотра, она вспомнила пощечины, о которых напрочь забыла во время разговора с инспектором полиции, и ее охватило неконтролируемое чувство паники. Это не было панической атакой, с которой она бы справилась: ей становилось все страшнее и страшнее, когда она начинала думать о последствиях инцидента.

Она должна будет снова встретиться с Марио, будь то в школе, в том же коридоре, или на суде (если для таких вещей существовали суды). Жанин не знала, что будет дальше. У нее закружилась голова, ее обуревало безумное, неконтролируемое желание плакать. И она разрыдалась. Сидя на полу, обняв колени, она горько плакала перед друзьями. Если у Жанин и имелась какая-то сила, то это была вербальная сила. Девушка могла говорить очень быстро и много, приводить кучу данных, фактов, событий… и все были в курсе, что она болтушка, но теперь она молчала. Ни слова, ни звука, только всхлипывания.

Но в ее голове бешено проносились разные мысли, в которых она бы никогда никому не призналась.

Я хотела романтическую комедию и представляла себе ромком, а не драму о жестоких испытаниях и страданиях. Боже, какая неразбериха. Конечно, жест Марины – верх благородства, но лучше бы ничего и не было, потому что в таком случае я бы ничего ей не говорила. Мне ведь тоже есть что терять. Или нет… Вот самая идиотская мысль, которая когда-либо приходила в мою голову!

Когда на вечеринке Марио ударил меня по ноге, я почувствовала агрессию с его стороны. А теперь мне досталось сполна.

МАРИО ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ. Это не детская шалость. А если бы ему было пятнадцать, он все равно должен был отвечать за свой поступок… А сейчас последствия будут катастрофическими для нас обоих. Я знаю, что его выгнали, но не в курсе, на несколько дней или навсегда. Черт, почему я не могу перестать чувствовать себя виноватой? Когда состоится суд, парень даст показания и скажет, что я шантажом заставила его пойти на свидание. Как к этому отнесутся родители? Братья станут смеяться надо мной, и я буду предметом школьных сплетен, пока не закончу «Лас-Энсинас», и эта история будет преследовать меня вечно. Гораздо серьезнее, чем когда у Паулы начались месячные на уроке, потому что это просто ерунда по сравнению с моей историей. Люди скажут: «Толстуха была такой неудачницей, такой нелепой и ничтожной, что ей пришлось шантажировать парня, чтобы он отвел ее в “ВИПС” выпить молочный коктейль».

КАК УЖАСНО! Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ, очень сильно хочу. Моя любовь к Марине длилась три четверти часа, и я начинаю ее ненавидеть: если бы она не вмешалась, возможно, я бы защищалась и тоже дала Марио пару оплеух, и это осталось бы дракой без последствий между двумя идиотами.

Черт бы подрал МАРИНУ.

Какие у меня есть альтернативы? Поговорить с Марио и придумать что-нибудь… Нет, нет, нет, нет, я – жертва. Я – жертва. ЖЕРТВА. Он ударил меня в школе, схватил за плечи, оскорбил, сделал мне очень больно, дал несколько пощечин… так не поступают с людьми. Он унижал меня, угрожал – и поскольку был моим первым парнем, то должен заплатить. ДА ПОШЕЛ ОН.

Но он должен заплатить.

Ситуация вышла из-под контроля, но пути назад нет. Клянусь, он заплатит за все. Если меня в чем-то обвинят, я приму это с высоко поднятой головой. Каждый узнает, что я спала с ним и шантажировала, а он ударил меня.

Да, они должны знать все, и, если меня станут высмеивать или оскорблять, я буду защищаться правдой. Дополнительная эпичность входит в эту историю. Просто я очень много читаю. ЧЕРТ, Я НАПУГАНА ДО СМЕРТИ. Не хочу завтра идти в школу. Никогда больше не хочу туда возвращаться, но я не виновата в случившемся, и если бы я спряталась, то не стала бы примером для любой другой девушки, с которой приключилось бы нечто подобное.

Я не хотела быть примером в чем-то и не думала, что мне предоставят такую возможность, но если я буду стоять в стороне и бездействовать, то буду выглядеть как неудачница, которой, по мнению окружающих, я и являюсь, но никогда на самом деле не была.

Жанин видела много полицейских сериалов, и теперь, когда она находилась в участке и сидела на стуле в маленькой комнате с голыми стенами, ей казалось, что она перенеслась в один из таких фильмов. Можно было подумать, что в любой момент войдет рыжеволосый мистер Криминалист и вынесет смертельный приговор. Но она уже выдержала несколько допросов и внутренне собралась. Она не будет бояться и дергаться. Она должна рассказать правду, ее об этом просили столько раз.

Рядом нет друзей. Никакой полуправды она не допустит. Жанин хотела быть честной.

Инспектор села напротив Жанин. Свои волосы женщина собрала в хвост, который перекинула на грудь через левое плечо.

Инспектор и Жанин более двадцати минут говорили о том, что произошло на вечеринке, и обо всем, что предшествовало этому событию. У Жанин имелись догадки насчет убийства Марины, но инспектор пока что размышляла о прочитанном дневнике, и ей хотелось большего: требовались гипотезы, обоснованные или нет.

– Ты уже сказала нам, кто, по твоему мнению, ее убил, – повторила она, склонившись к Жанин и поставив локти на стол. – Как ты думаешь, имелся ли у кого-то еще мотив убить ее?

– У меня, инспектор. Я вполне могу быть подозреваемой.

– Да?

Инспектор посмотрела на девушку и нахмурилась. Все школьники были неуверенными, испуганными, нерешительными, но Жанин проявила неожиданное самообладание.

– Я могла думать такие вещи о Марине, о Карле, о Лу.

– Ты имеешь в виду классовую разницу, социальную пирамиду, о которой говорила?

– Именно, – сухо ответила Жанин и кивнула.

– Но ты слышала что-нибудь конкретное? Кто мог желать ей зла? Кто открыто критиковал Марину?

– Ничего не будет обнародовано? Я имею в виду, что если позвонят кому-то, потому что я упомянула его имя, то подозреваемый не будет знать, что это из-за меня, верно?

– Верно, – подтвердила инспектор, заинтригованная ореолом таинственности, которую создавала девушка-подросток, сидевшая в маленькой комнате.

– Вы уже допросили мою подругу Паулу? – спросила Жанин очень тихим голосом.

– Еще нет… А что?

– Она отпустила уничижительный комментарий о Марине, который привлек мое внимание, особенно потому, что Паула не особо острая на язык, а я видела, что она не сводила глаз с Марины и Самуэля во время вечеринки… по крайней мере сначала. Паула не слишком осмотрительна, а я довольна умная и наблюдательная.

– Паула? Ага.

– Но не только это. Получив награду, Марина вышла из зала, и Паула вскоре последовала за ней.

– Ты обвиняешь ее, Жанин? Это очень серьезно, – предупредила инспектор.

– Нет! Послушайте, не поймите меня неправильно, я никого не обвиняю. Я просто рассказываю, что произошло.

Жанин играла роль журналистки или молодого полицейского, который раскрывает сложное дело. События казались ей настолько интригующими! Она не хотела, чтобы все это заканчивалось. Правда, у нее имелось не очень много фактов, проливающих свет на дело, но она намеревалась их сообщить и решила быть полезной…

И она беззастенчиво назвала имя подруги.

Глава 7

Был солнечный вечер. Паула прогуливалась и зашла в единственный магазин книг и канцелярских товаров, где продавались японские комиксы, которые нравились Жанин. Девушка чувствовала себя виноватой. Ей казалось, что она не очень внимательно относилась к подруге, а то, что с ней произошло, было ужасным.

В общем, Паула захотела сделать ей сюрприз и принести подарок, даже если это будет какая-то ерунда. Она, как и все остальные, знала про сороковой размер, но у Жанин был слишком необычный вкус, поэтому Паула решила купить нечто менее рискованное, а не подбирать ей платье или брюки.